О вреде долгого стояния на голове

Недавно мне рассказали о том, как один очень богатый житель Афганистана с горечью сказал: «Нет большего несчастья, чем быть богатым в нищей стране!»
Чувство превосходства и отстраненности, которое мы испытываем при названии этой страны, абсолютно идентично тому восприятию, которое испытывают по отношению к нам жители более развитых стран. Говоря о развитости, я имею в виду не уровень жизни. Мы довольно быстро позволили построить у себя красивые отели и рестораны, увешать себя дорогими цацками и щеголять в них на Елисейских Полях. Скажу больше: глядя на нас, большинство жителей западных стран чувствуют себя просто нищими.
И все же…
И все же мы только самолетопоклонники…
И нас трудно за это упрекать. Я не помню в истории случая, когда за неполных сто лет трижды ломалась система нравственных ценностей. Сначала на обломках Российской империи стали всем, кто был ничем, потом физически уничтожалась интеллигенция, а потом тихо было разгромлено то, что было сконструировано на костях, в прямом смысле этого слова, и первых, и вторых.
Что делать, когда твой дом сначала осквернили, потом сожгли, а потом в нем поселились чужие люди?
Наверное, сначала их надо понять, простить и принять. Ненависть непродуктивна. И еще большой вопрос, кто в этой войне победил.
А еще — попытаться вспомнить свой культурно-исторический код. Это единственное, что во все века позволяло народам не только выжить, но и жить дальше.
Для нас это не вчера, а, скорее, — еще дальше. Наши предки кочевники — живой шов между цивилизациями, наспех залатанный войнами, — намертво соединили нас на этом благословенном пространстве, не случайно красиво названном евразийским. И делить нам уже попросту нечего.
Возможно, нам нужно было пройти через все эти испытания, чтобы время преподнесло нам подарок и мы пришли к пониманию этих истин именно тогда, когда настал закат эпохи индустриализации. Может быть, из нас потому и получились плохие коммунисты и капиталисты, что по своей сущности мы ближе к постиндустриальным ценностям.
Люди растерянно начали понимать, что деньги и власть, культивировавшиеся столько лет, не сделали нас счастливее. Ну что ж, видимо, и от этого фантома надо было избавиться.
Провинциализм нашего мышления угнетает тем, что мы по-прежнему этого не понимаем, пытаясь заскочить в паровоз, который уже потерпел крушение. Для любителей моды сообщу по секрету: индустриализация — это коллекция уже даже не прошлогоднего, а позапрошлогоднего сезона. В Лондоне и Нью-Йорке это уже не носят.
Сейчас круто носить то, что называется «экономикой знаний», «многообразием», «самобытностью», «экологичностью». Господа, пора вкладывать деньги в так называемые нематериальные ценности: здоровье — физическое и духовное, в образование и науку, культуру и искусство.
«Вы полагаете, все это будет носиться?
Я полагаю, что все это следует шить!»
Счастье — рядом, буквально на кончике носа. Залезайте в прабабкины сундуки и доставайте культ семьи и деревни, пока живы деды, выспросите у них, откуда мы взялись. Миру уже достаточно шмотья и автомобилей, сейчас в цене чистая вода и воздух, хороший хлеб и свежее мясо. Вот они — наши конкурентные преимущества, наша ниша в мировом разделении труда.
А для этого всего-то надо — перевернуть страну с головы на ноги.

• 43
• 40