Живая бездна

25 июля, 2012

Одно время как-то повелось изобретать клички известным политикам, используя их анкетное Ф. И. О. Березовский стал БАБом. И пикантно, и точно, поскольку персонаж любит женщин и деньги, бабы — бабки. Ельцин щеголял исчерпывающим сокращением ЕБН — ни убавить, ни прибавить. Черномырдин Виктор Степанович после сжатия до заглавных литер скромно прислонился к виски «ЧиВаС». Красиво. Путин (и примкнувший к нему Познер) превратились в главную экономическую мантру — ВВП. Ну и, наконец, Медведев, усеченный до кокетливого и обещающего ДАМ…
У киношников эта мода не прижилась. И слава Богу, ибо, например, Михалков Никита Сергеевич превращается в какого-то тощего мэнээса, что ему, при таких усах, никак не личит, а из имени Георгий Александрович Данелия вообще выползает ГАД, а это несправедливо и обидно.
Повезло только Соловьеву. Он — САС. Выразительно и непонятно. Загадочно, но здорово. Какая-то джигитовка, когда шашка со свистом рассекает воздух и молодецки рубит лозу — с-сас!
Мы встретись в Астане. Была беседа. Ее фрагменты — перед вами…

Сергей Соловьев в 60-х окончил мастерскую Ромма во ВГИКе. Автор более полутора десятков фильмов. Автор фильма «Асса», точнее всего запечатлевшего дух перестроечной эпохи. В его мастерской учились Серик Апрымов, Рашид Нугманов, Абай Карпыков, Ардак Амиркулов, Амир Каракулов, Талгат Теменов, Мурат Альпиев. Защита дипломов воспитанников Соловьева ознаменовала появление нового течения в советском кинематографе, так называемой «казахской новой волны». Это и «Игла» Рашида Нугманова, и вышедшая следом «Влюбленная рыбка» Абая Карпыкова, и «Конечная остановка» Серика Апрымова.

— Сергей Александрович, в вашей ранней картине «Станционный смотритель» звучит романс Исаака Шварца на стихи Пушкина. Помните? Ну, там о «суеверных приметах», которые «согласны с чувствами души»… Не кажется ли вам, что уже с самого начала ваша жизнь была отмечена великим множеством примет, которые обещали незаурядную судьбу? Достаточно того, что в детстве вы дружили с будущим «живым богом» и даже дрались с ним… Итальянцы в этих случаях говорят: «Се нон э веро, э бен тровато!» — «Если и не правда, то хорошо придумано!» Ваша жизнь похожа на киносценарий! Но ведь это было?
— Да, это было. Только сценаристом выступил не кто иной, как И. В. Сталин… Бабушка моя родом из Архангельской губернии, дочь смотрителя маяка… А замуж вышла за главного бухгалтера.

— Хорошая партия!
— Хорошая. Да только вот дед мой довольно рано угодил в места не столь отдаленные. За то, что оставался бухгалтером и при Антанте… Этого ему не простили большевики, и он загремел в Кемь. А бабушка, как декабристка, поехала за ним с детьми, среди которых была моя будущая мама… А Кемь… Ну, вы знаете историю этого названия: Екатерина Вторая, наказывая провинившихся, писала резолюцию: «Сослать К Е***** Матери», вот откуда оно взялось.

— И это не легенда, не шутка?
— Нет, это исторический факт. Вот там я и родился. Фантастическое место. Вся русская интеллигенция прошла через него по дороге на Соловки. История моего рождения тоже вполне фантастическая. Мама выросла необыкновенной красавицей. И вот началась война, и приехал в эти места мой будущий папа. По казенной надобности приехал, с инспекцией. Серьезный был мужчина. Офицер. При должности. Контрразведчик, «Смерш», чекист, в общем. И влюбился без памяти. А был он семейный…

— Вот как?! Супруга, дети?
— Да. И он развелся. И женился по большой любви.

— Да как же ему позволили? Это ж скандал! Офицер, чекист, а невеста — дочь врага народа!
— Война была, и такое иногда сходило с рук. Правда, потом ему это припомнили, когда война кончилась… А с будущим «живым богом» дело было так. Мой папа по долгу службы руководил операцией по «восшествию на престол» Ким Ир Сена, вождя северокорейского народа. Это уже происходило в другом городе. А у вождя был сын, небезызвестный Ким Чен Ир. Он был постарше, но мы с ним водились — а просто больше не с кем было играть! И однажды подрались. Я эту драку плохо помню, но бабушка рассказывала, что сцепились мы не на шутку. И я его затолкал в какой-то фонтан… Черт его знает, чего я так осерчал-то? М-да. А потом мы жили в Северной Корее, я очень хорошо помню наш домик, отделанный внешне шелком, а перегородки внутри бумажные… Японский был домик. И нянька у меня была японка, Арита. Через много-много лет я приехал в Японию на съемки…

— «Мелодии белой ночи»?
— Ну да. И вот вдруг из меня полезли японские слова. И не просто слова — целые фразы! Это был такой вот привет от няньки Ариты. Ну, что еще?.. У отца была служебная машина, американский джип. При джипе водитель, Уваров. Он сажал меня на шоферское место, включал первую скорость, и я рулил! Да не по дороге, а по тротуару, распугивая несчастных северных корейцев, а Уваров шел рядом. Ну, вполне колониальная картинка!
…А потом отца в три дня выставили из армии — припомнили дочь врага народа. И мы оказались в Ленинграде, в коммуналке… Это тоже было фантастическое место! Невский, 5, квартира 8. Там жила мама отца, которая и приняла нас, правда, нехотя… Всё было, как у Высоцкого в песне: «На тридцать восемь комнаток всего одна уборная». Но уборная — гениальная! Вот представьте, там были кариатиды — самые настоящие статуи античных красавиц, которые усердно поддерживали потолок, а между ними стояли унитазы! Много унитазов. С ума сойти! Я вот думаю, не оттуда ли мой эстетизм происходит, а?

— Сергей Александрович, ну а как вас все-таки музы к рукам прибрали, как они вас уловили? Значит, шли вы однажды по Невскому по каким-то там своим мальчишеским делам, а навстречу…
— Знаете, меня в эту «степь» занесло постепенно. Еще и телевидения никакого толком не было в Ленинграде, а я уже там выступал в какой-то пионерской передаче. Несколько лет! Па-па пам-па-пам! «Здравствуйте, дорогие ребята!» Вот такая хрень. Режиссер там был талантливый очень, Рессер, вот он откуда-то меня вытащил в это самое телевидение… Потом я этой хренью перестал заниматься и, действительно, шел однажды по Невскому, а навстречу молодой еще тогда стажер БДТ Игорь Владимиров. И вот почему он предложил мне войти в состав спектакля «Дали неоглядные», ума не приложу. И я играл в этом спектакле довольно долго. Моим партнером был Владислав Стржельчик!

— С ума можно сойти!
— Можно. У них там перед сценой был такой закуток, в котором они собирались перед самым выходом…

— Накопитель…
— Вот-вот, актерский накопитель. И там собирались: Стржельчик, Лебедев, Лавров, Юрский! И вы представляете, что они там травили? Меня на сцену полумертвого от смеха выпинывали! Ну, Товстоногов, конечно. Это было роскошное время.

— Господи, как вам везло! И вы не боялись сцены?
— Боялся, но не сцены, а зала. Чудовищная черная бездна. Очень страшно. Но, если приглядеться, то тут, то там вспыхивают огонечки. Очки бликуют! И в этот момент отпускает страх, и ты понимаешь: эта бездна — живая…

— Что ж, после этого легла прямая дорога в кино, так?
— Не совсем. Я вообще мечтал стать моряком-подводником. Пока однажды, прогуливая школу, не забрел в кинотеатр, где посмотрел «Летят журавли». Всё. После этого сомнений не было.
Только кино.