Казахские бодризмы

Магжан Куанышбаев

Всякий раз, комментируя рост цен на товары или услуги, наши чиновники любят успокаивать население тем, что у других они выше. И вроде как от понимания, что у кого-то дела хуже, легче не становится, а настроение все же поднимается. Такова, наверное, одна из темных сторон человеческой психологии, которую и не прочь эксплуатировать ответственные инстанции. Благо выбор большой, и из двух сотен стран, насчитывающихся в мире, всегда да отыщется несколько, которых можно поставить в отрицательный пример. Взлетят цены, допустим, на бензин — тут же тебе сравнительные цены в России, подскачут вверх тарифы — вот вам пример Японии или Сингапура. Понятное дело, что данные, вырванные из общего контекста, в частности без привязки к уровню заработной платы или пакету социальных гарантий, имеют мало общего с реальным положением вещей. Однако даже с учетом этих приемов с каждым годом ряды кандидатов в отрицательные герои, на фоне которых Казахстан выглядел бы выигрышно, стремительно редеют.

2011 год войдет в историю как рубежный, ибо по ценам на продукты питания и предметы первой необходимости Казахстан не просто догнал, но и перегнал развитые страны Запада. Всего лишь за 12 месяцев розничные цены на социально значимые продукты в Казахстане увеличились на 20–30%. А самые популярные продукты питания — картофель, овощи и подсолнечное масло — подорожали на 30–40%. Например, стоимость пшеницы возросла на 37,5%, кукурузы — на 2%, ржи — на 1,8%, ячменя — на 1,6%. Картофель подорожал на 27%, морковь — на 56,7%, свекла столовая — на 25%, капуста — на 24,4%, лук репчатый — на 20,2%. Прирост цен на плоды и ягоды составил 36%, семена подсолнечника — 32%, виноград — 28,3%, хлопок — 26%, табак — 21,7%, сахарную свеклу — 12,9%. Увеличились в цене некоторые импортные продукты питания: макаронные изделия — на 14,2%, чай — на 6,7%, маргарин — на 6%, мясо птицы — на 5,3%. Что касается молока, то еще зимой его пачка стоила приблизительно $1,2, сегодня же приближается к 3 баксам. В некоторых регионах гречку, купленную за 300 тенге, после продавали за 700–800. Стоимость килограмма говядины выросла с 750 до 1300–1500 тенге. По некоторым данным, на 18% подорожал даже хлеб — единственный товар первой необходимости, на который чиновникам удается внешне сдерживать смену цифр на ценниках.
Парадокс в том, что сейчас набор продуктов питания в Казахстане фактически стал на 10% больше, чем, например, в среднем в США или таких европейских странах, как Португалия или Испания. При этом средняя зарплата у нас, как известно, на порядок ниже, чем у них. Опираясь уже на эти данные, можно говорить о том, что достигнут пик покупательской способности казахстанского населения. Если прежде на еду мы в среднем тратили около половины семейного бюджета, то сейчас на удовлетворение желудка будет идти львиная часть расходов. Если прибавить сюда коммунальные платежи, которые также стремительно растут, то о других нуждах придется забыть. В случае дальнейшего увеличения цен наши граждане, как это происходило в начале 1990-х, будут вынуждены менять структуру потребления в сторону более простых продуктов или меньшего потребления традиционного меню.
Уместно спросить: каков аналогичный расклад в столь горячо любимой нашими статистиками Европе? Выясняется, что меньше всего в структуре семейного бюджета тратится на еду в Люксембурге, Великобритании и Ирландии — от 8 до 8,6%, Австрии и Германии — 9,6 и 9,8% соответственно, в Дании, Нидерландах и Норвегии — от 10 до 10,9%, Швеции и Финляндии — от 11 до 12%. Россия же заняла в этом рейтинге только 34-е место — 28,8%. Хуже всего дела обстоят на Украине, жители которой тратят на продукты питания половину семейного бюджета.
Еще больше Казахстан отстает от развитых стран по структуре потребления бедных семей. Так, доходы 10% самых бедных и 10% самых богатых различаются в 15 раз, а типичный показатель расслоения в европейских странах — всего 9 раз. В итоге 10% населения, признанного самым бедным, тратит у нас на продукты питания в городской местности 50–55% семейного бюджета, а в сельской многие выживают за счет личных хозяйств. В то время как в США у бедных семей эти траты достигают 30, а в Великобритании — 25%.
Конечная стоимость любого продовольствия складывается из массы факторов. Это состояние аграрного сектора, обрабатывающих и складских мощностей, огромные расстояния, преодоление которых рождает значительные транспортные расходы, высокие цены на электричество, ГСМ, корма и т. д. — всего лишь верхушка айсберга. Опыт показывает, что высокая цена на жизненно важные товары для любой экономики складывается также из коррупции, взяток и откатов, которые в качестве неизбежных расходов поставщиков и торговли заложены в каждом товаре. И тот факт, что в коррупционных странах наблюдается самая высокая инфляция, — прямое следствие сказанного.
Другой по значимости фактор — торговые и посреднические накрутки, а проще говоря, спекуляция. В результате выращенная на наших полях и скотных дворах еда становится неконкурентоспособной. При собственных богатых возможностях Казахстан потребляет гигантские объемы привозной продукции — узбекские и китайские овощи и фрукты, российские молоко и сыры, новозеландское, южноамериканское и европейское мясо. Все это, в свою очередь, пагубно отражается и на ценах. Отсюда вытекает плачевный вывод о том, что своими каждодневными походами в магазин мы субсидируем иностранных производителей плюс огромный класс паразитов, ничего не производящих, зато прекрасно наживающихся на регулировании товарных потоков.
А это уже вопрос продовольственной, а вместе с ней экономической и национальной безопасности. Собственно, под продовольственной безопасностью понимается такое состояние экономики страны, при котором производится порядка 80% потребляемого продовольствия, или же в том случае, когда страна специализируется на производстве того или иного вида продовольствия, экспорт которого позволяет ей получать положительное сальдо внешнеторгового баланса по продовольствию. Но продовольственная безопасность считается обеспеченной, если, кроме производства необходимого количества продовольствия, осуществляется его дополнительный выпуск в объеме восполняемого страхового запаса на уровне развитых стран мира (60 дней, или 17% годового объема потребления). При этом важно не допустить той или иной зависимости от стран-экспортеров в части недостающего продовольствия.
Казахстан по факту никак вписывается в общемировые параметры продовольственной безопасности. Девятая страна в мире по размеру территории с 16-миллионным населением не считает зазорным завозить продукты питания из 1,5-миллиардного Китая. Такое положение родилось не на пустом месте. Республика, которая по состоянию на исходный 1991 год импортировала из продовольствия разве что цитрусовые (эти культуры в Казахстане не растут), шла к плачевному результату долго. Первый гвоздь в крышку гроба продовольственной безопасности вбила ликвидация колхозов и совхозов. То, возможно, были далеко не идеальные формы организации сельскохозяйственной деятельности, да и не очень-то вписывались в представления наших реформаторов о рыночном хозяйстве. Но правда заключается в том, что ничего стоящего взамен колхозам и совхозам предложено не было. Ломать, как говорится, не строить. Роль второго гвоздя сыграла масштабная приватизация земельных угодий со всей сопутствующей инфраструктурой, начиная от сельхозтехники и заканчивая элеваторами и отгонными хозяйствами. Все это прежде общественное богатство перекочевало в частные руки, зачастую далекие от земли. Место крестьян и скотоводов заняли латифундисты, те, кто когда-то, используя свое служебное положение, смогли прибрать к рукам неплохие земельные наделы, крупные элеваторы, то есть готовую инфраструктуру, причем зачастую за невысокую цену. Но что они создают, так до сих пор и непонятно. Хотя имеют стабильную прибыль от сдачи земельных угодий в аренду их бывшим хозяевам. Наконец, третий гвоздь в крышку гроба продовольственной безопасности вбила государственная помощь АПК по остаточному принципу. В результате села и аулы пришли в запустенье, молодежь массово перебирается в города, которые не способны их принять. Нарушается баланс между обезлюдившей периферией и, наоборот, переселенными мегаполисами. Общая картина усугубляется такими факторами, как:
• низкая производительность труда;
• эрозиия почвы;
• опустынивание, которым охвачено 66% территории республики;
• пахотными землями утрачено до трети гумуса;
• пашня теряет в 240 раз больше питательных веществ, чем получает в результате внесения минеральных удобрений;
• засоренность полей осотом и полынью резко снижает качество собираемого зерна, которое по характеристикам все больше приближается к фуражному.
Да, правительство прилагает определенные усилия, чтобы вдохнуть жизнь в аграрный сектор, поднять рентабельность сельхозпроизводства. Внедряются новые технологии в земледелии, производится углубленная селекция в животноводстве и т. д. Но при этом у нас напрочь отсутствуют крупные товарные хозяйства, которые могли бы обеспечить снижение затрат, повышение эффективности производства, производство экспортной продукции. Также как нет должного контроля за средствами, выделяемыми в поддержку АПК. Достаточно вспомнить широко разрекламированную кампанию «Ауыл», выделенные в рамках которой сотни миллиардов тенге ушли непонятно куда. Та же участь постигла проекты по созданию продовольственных поясов вокруг крупных городов, СПК, кластеров, многих других громких прожектов. Но даже случаи целевого освоения денег вследствие ошибок при планировании не всегда дают желаемый результат. Вот построили, например, в Северо-Казахстанской области завод по производству биоэтанола за $130 млн — где теперь тот завод и те 130 млн? Построили аж восемь сахарных заводов, из которых в полнагрузки работают лишь три. Зато половину потребляемого в стране сахара покупаем за рубежом. Импортные — около 40% молочной и почти 30% мясной продукции, четвертая часть риса, треть растительного масла, половина колбас, мясных консервов, сыра, маргарина и печенья. Ранние овощи — сплошь заграничные.
Да, правительство прилагает определенные усилия, чтобы не допустить роста цен: подписываются меморандумы о замораживании цен, но без учета себестоимости товара и коррупционной составляющей, ГАИ сопровождает продовольственные караваны, чтобы их не «шмонали» свои же гаишники, с высоких трибун от производителей требуют снизить цены, одновременно заявляя о повышении тарифов на воду, газ, электричество и ГСМ. История повторяется, правда, без видимых гарантий перелома в борьбе за снижение цен. В таком случае в ход и идут доморощенные статистические выкладки, что где-то, мол, у кого-то дела обстоят хуже. На хлеб не намажешь, но какой-никакой аргумент. Впрочем, в свете нарастающих тенденций в скором времени и он обещает сойти на нет.

Президент Нурсултан Назарбаев: «То, что удорожание продуктов объясняют ростом цен на ГСМ, не выдерживает никакой критики. Правительство и акимы данными вопросами системно пока не занимаются. В ряде развитых стран законодательно определяется перечень товаров и услуг, на которые устанавливаются фиксированные цены. В США, Австрии государство контролирует до 10% цен, во Франции, Японии, Греции – до 20%. При этом на сельхозпродукцию контроль цен составляет от 50 до 90%».

По словам министра экономического развития и торговли Кайрата Келимбетова, c начала 2011 года импорт составил $3,8 млрд и вырос на 22%, отмечался рост импорта продовольственных товаров, импорт мяса и субпродуктов увеличился в 2,1 раза, сахара — в 13 раз.

Комментарий независимого редактора
Продовольственная инфляция — тема, обсуждая которую, трудно сохранять оптимизм. Конечно, есть глобальная подоплека растущих цен на продовольствие за счет роста потребления в развивающихся странах. Но в случае Казахстана, шестой страны мира по площади пашни, «оправдания» неуместны. Тем более что наши проблемы носят внутренний характер и автором подробно изложены. Добавлю лишь, что наш аграрный сектор, как и многие другие отрасли, стал жертвой недофинансирования. Госрасходы на поддержку сельхозпроизводителей сегодня составляют порядка 0,7% ВВП. Для сравнения: в Беларуси — 10–12%. И это один из ответов на вопрос, почему мы импортируем белорусские продукты, а не наоборот.

• 69
• 72