Божко: «мне что-то добавить очень сложно»
Поддержать

Божко: «мне что-то добавить очень сложно»

Вместо того, чтобы дать возможность каждому народу развивать свои искони неповторимые особенности, заботливо поддерживать это многообразие, социалистическая тоталитарная система загнала все народы и народности в одну казарму, обкорнав под единый идейно-политический стандарт, не имея даже намерений сохранения исторических корней своего многонационального населения. А многочисленные народы и народности, отвернувшись от своих этногенетических корней, вызубрив навязанные им клише «ранее отсталый народ», «ранее бывшие родоплеменным сбродом» «раньше не бывшие нацией» в соответствии с требованиями лжетеории, вытвердили эти постулаты наизусть как национальную автобиографию.

Особенно гнетущую тяжесть такого идеологического пресса испытали на себе тюркоязычные народы. Причина же такого чудовищного подавления заключалась в следующем: признать общность тюркоязычных народов, их социально-политическую и духовную общность, а также единство их этногенеза означало признать существование на огромном пространстве Евразии великой единой культуры, насчитывающей за своими плечами трехтысячелетнюю славную историю. Это вызвало бы необычайный энтузиазм многомиллионной тюркской молодежи, способствовало бы действительному объединению и возрождению тюркского мира, и, самое страшное, явилась бы конкурентоспособной альтернативой идее панславизма. Поэтому на пути к реализации этих замыслов были поставлены непроходимые препоны. Об этом можно судить на примере становления и судьбы науки тюркологии. Российская тюркология еще, в XIX в. главенствовавшая в мировом масштабе, в XX веке при советской власти была скорее уже не наукой, а идеологической служанкой социалистической доктрины. И, прежде всего, это отразилось на методологии, которая, вместо того чтобы нацеливать на изучение тюркского мира как целостного явления, откатилась к принципам локального исследования тюркоязычных народов. Эта тенденция сохраняется и сейчас, продолжая препятствовать установлению объективной научной истины; эта тенденция была причиной того, что общетюркское наследие, культура и духовность оказались раздробленными и отчужденными друг от друга. Тем не менее, в течение небольшого отрезка времени на ниве тюркологии выросло немалое количество ученых. Однако количественное увеличение привело лишь к обильному росту противоположных, взаимоисключающих мнений и точек зрения на историю и культуру тюркоязычных народов. В результате советская тюркология, вместо того чтобы прийти к научным истинам, запутывала, затемняла эту научную дисциплину. Ведь дело не ограничивалось искусственным усложнением, намеренным искажением научной истины. Суть заключалась в гораздо более серьезных вещах: складывалась «своя» наука тюркология для каждого тюркоязычного этноса с противоположными и взаимоисключающими концепциями, что подспудно стимулировало отчужденность между родственными народами. Таким образом тюрки, у которых сходства было больше, чем различий, на протяжении последних нескольких поколений утеряли возможность изучить свое прошлое и настоящее, опираясь на общетюркское единство. Яркое тому свидетельство — разобщенная история тюркских народов, обособленный фольклор, наследие, алфавитные системы, терминология. На память приходят слова Г. Селье: «Если для того, чтобы узнать, на кого похожа мышь, вы начнете рассматривать каждую ее клетку в отдельности, то вы никогда не узнаете, на кого она похожа. Точно так же невозможно понять и изучить величие и красоту готических храмов, исследуя каждый их камень в отдельности путем химического анализа». Следовательно, не рассматривая комплексно этногенез тюркоязычных народов, нельзя понять и общую историю тюркских народов. К сожалению, интерпретация этногенеза тюркских народов сегодня во многом напоминает изучение камней готических соборов по их химическому составу.

              

Разумеется, такое положение мешает комплексному анализу общетюркской культуры как глобального исторического явления и препятствует углубленному ее изучению. Если же придерживаться научной истины, то мы должны принять за аксиому корневое единство всех тюркоязычных народов и на этом выстраивать научно- методологическую базу исследования.

Культурно-духовный мир народа, естественно, — понятие очень широкое и многомерное, охватывающее все стороны жизни. Исходя из этих позиций, необходимо сказать о методологических противоречиях, существующих в нашем историческом сознании, которые были внедрены парадигмой имперского мышления, это разделение единого общества на несколько прослоек и страт, противопоставление этих слоев по классовому признаку другим, несоответствие классовой точки зрения аналогам реальной действительности; противопоставление рабочего класса крестьянству и интеллигенции, предоставление всех господствующих позиций рабочему классу и его авангарду — партийной бюрократии; рассмотрение истории и идеологии в рамках одного явления; признание главенствующей роли за экономическими факторами противопоставление объективной истины  коммунистической партийности; и, наконец, намеренное нежелание рассматривать историю тюркоязычных народов Евразии как единое явление, единый процесс, в общем русле всемирной истории.

Эти методологически некорректные взгляды на историю, внедрившиеся в наше сознание, постоянно искажали реальную действительность, давая о ней превратное представление. Если сказать конкретнее, то под давлением имперского политического прессинга объективная историческая правда превратилась в такое жалкое свое подобие, что народы, находящиеся в колониальном подданстве, с брезгливостью и презрением отворачивались от своего карикатурно представленного прошлого. Казахский народ, как и другие народы, находившиеся под колониальным ярмом, потерял способность гордиться своим историческим прошлым, утратил желание совершенствоваться и стремиться к высокой цели. Лишившись своих ценностей, он был рад скудному подношению, лебезил и заискивал перед чужими. Это — болезнь народной памяти и людского достоинства, грозящая необратимыми процессам деэтнизации.

Да, дороги познания никогда не были комфортно проторенными. Однако совершенно ясной, как верстовые вехи, является одна истина, которая гласит,.что человеческая жизнь тесно связана с прошлым. Современные жизненные реалии — это столкновение, противоборство, которое тоже, в свой срок, уйдет в прошлое. А будущее расплывчато рисуется лишь в мечтах, надеждах, ожиданиях. Поэтому говорить о неопределенном будущем — это значит вторгаться в область предположений и гаданий. Следовательно, вся истина человеческого бытия рассыпана на протяжении его прошлого пути. Сказанное означает, что рассуждать об истине, существующей в мире, следует в категориях прошедшего времени, и это будет разговор об истории. 

Материалы по теме




Комментариев пока нет

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.