Оразбек Есенбаев: «Для меня все только начинается»
Поддержать

Оразбек Есенбаев: «Для меня все только начинается»

На крупнейшей в России и СНГ художественной выставке в Центральном Доме художников (4 – 13 марта), авторская графика Оразбека Есенбаева покорила всех. Удивлялись даже видавшие виды знатоки искусства: как, шелк и шариковая ручка? Так своими графическими находками и неожиданными техническими эффектами, заявил о себе на выставке Международной конфедерации союзов художников казахстанский художник-новатор.

 — Оразбек, вы — единственный художник, представлявший Казахстан на выставке в Москве. Расскажите о ней, пожалуйста.

 — Это был 19-й Московский международный художественный салон «ЦДХ-2016. Образ времени».Ежегодно на нем собираются художники из 15 бывших советских республик, чтобы поделиться творческими работами и достижениями. Приняли нас очень хорошо, жили мы в Доме Художников в Сенеже — в прошлом это Дом Творчества, Мекка художников со всего Союза. На этой выставке я участвовал от Казахстана как график. Вообще я живописец, раньше писал маслом, последние пять лет нашел свое в ОКЕ-графике («ОКЕ» — мои инициалы). Идея выставки – показать, как мы жили в советское время. На эту тему я привез около 30 работ в технике ОКЕ-графика. Меня восприняли очень тепло, а рядом с моим залом из запасников выставили работы мэтров советского времени — Айтбаев, Угаров, Моисеенко — об этом я и мечтать не мог!

 В России, что хорошо, культурой, искусством интересуются все, от мала до велика. У них тоже кризис, но даже простой народ, будь то повар, слесарь или шофер, выставок не пропускает. Вот бы у нас так ходили на выставки, а не только родственники и знакомые в день открытия! В остальном Казахстан от стран СНГ не отстает: художники на одном уровне – все как будто спят, и неизвестно, когда нас пробудят от сна. Все словно боятся подняться выше уровня коммерческих работ. Думаю, кто раньше пробудится, тот быстрее других и выйдет на передовые позиции. В Казахстане, чем раньше художники займутся творчеством, тем скорее мы будем лидерами — не диктовать моду, а тон задавать будем, как Прибалтика в советское время для всего Союза.

— Почему вы перешли от живописи к графике? Что послужило толчком?

— А я не делю их, поработаю в оке-графике, снова вернусь к масляной краске. Люблю работать сериями, по каждой теме делаю от 20 до 50 и более, работ. Хочу заняться скульптурой и керамикой — в институте закончил отделение керамики. Однажды, в школьные годы, от дяди, отсидевшего в заключении, мне достался шелковый носовой платок с узором шариковой ручкой. В память о дядином подарке из тюрьмы, я попробовал рисовать ручкой на шелке, — так возникла оке-графика. Как говорили мои педагоги, шедевр можно и на промокашке создать.

 — Есть в ваших работах моменты прозрения. Как в обычных вещах вам удается видеть необычное?

 — Это появляется с опытом; когда человек много работает, к нему приходит прозрение. У него это само собой получается, он даже не замечает, это зритель спрашивает: почему художник видит, а я нет? Я, можно сказать, только начинаю видеть,- интересно, как это будет в 70 лет? Борис Пак говорил: до шестидесяти лет человек учится, только потом начинает рисовать. То же у Сезанна; с утра до вечера пахарь Сезанн работал, а в конце жизни, уже всемирно признанный, удивлялся: оказывается, бывают холодные и теплые цвета!

 — Среди родственников были люди творческого склада? Кто взращивал ваш талант, заметил — направил?

— Родом я из Кызылорды. С 1993 года живу в Талгаре. У родителей из 12 детей я самый старший. Отец – шофер-пожарник, мать – домохозяйка. Оба были против моего увлечения искусством, но мне повезло. Пятиклассником бегал в изостудию при Дворце школьников в Кызыл-Орде, и среди других преподавателей там был русский художник из Новгорода. Он привил мне мысль: решил быть художником — иди до конца, будь верен искусству. Едва зная русский язык, мне интересно было слушать его рассказы о Репине, Сурикове, Леонардо да Винчи. Я ходил с ним на пленэры, книг по искусству не хватало, и мы делали себе альбомы из вырезанных из журнала «Огонек» репродукций картин. В 1975 – 76 годах в Кызылорде открылась художественная галерея, и к нам из музейных фондов Москвы и других российских городов каждый месяц привозили выставки. Так, мальчишкой, я увидел Третьяковку. С тех пор, как бы трудно не приходилось, творчества не бросал, пусть не выставлялся, все равно работал и вот, в 56 лет, побывал в Москве со своей выставкой. Раз уж суждено заниматься творчеством, то сам бог тобою двигает, никуда не отпустит.

— Как получилось, что до недавнего времени ваш талант оставался «невидимым» для ценителей искусства? Расскажите свою историю.

 — В 1983 окончил алматинское художественное училище, в 1993 — Жургеновский театрально-художественный институт. Всю жизнь был художником, но условий для творчества не имел, довольствовался тем, что писал картины в свободное от работы время. Выставляться и заниматься реализацией картин не получалось. Как старшему в семье, приходилось думать не о выставках, а о выживании. У меня двое детей, младшие братья и сестры. Особенно сложным был период после обретения страной независимости — зарабатывал, чем придется: продавал молоко, был учителем рисования в школе (1996-98), потом пошли заказы. Первая выставка была в галерее «Вернисаж» в 2006. Денег она не принесла, преподавал в академии моды «Сымбат». Сейчас дети взрослые и последние пять лет я работаю и выставляюсь, как свободный художник.

— Кто из художников оказал на вас наибольшее влияние?

— Я очень много работал лично с Салихитдином Айтбаевым, много общался с шестидесятниками, это: Абдурахманов, график Исатай Исабаев, Тогысбаев… Дружил с Каирбаем Закировым, Амандосом Аканаевым, Абдрашитом Сыдыхановым, в гости захаживали Кенжеке Дюсенбаев и Бахтияр Табиев. В советское время мы добрее были, сейчас все злые.  Время такое — Земля проходит испытание, и мы вместе с ней. Думаю, это пройдет.

Шестидесятники, конечно, волновали, они создали атмосферу, но те, кто шел за ними, остались в их тени недооцененными. В молодости, когда мы учились, такие ребята, как Каирбай Закиров, Гани Баянов, Амандос Аканаев, ходили среди нас как полубоги, а получилось, что шестидесятники им дорогу закрыли. Возможно, в этом заслуга бывшего Председателя Союза художников Мергенова, который говорил: «Есть Сыдыханов и я, остальные умерли, а других художников в Казахстане не вижу». Это гордыня — кроме себя, не видеть других художников, даже среди своих учеников. Поэтому занялся молодежью, они – наше будущее,  и я рассказываю им про Айтбаева, Закирова, Баянова, Аканаева. Молодые знают сегодня, кто больше всех зарабатывает, а им надо знать тех, кто действительно что-то привнес в искусство, и это не обязательно открытие. Например, что сделал Айтбаев? – показал нам кубизм; Толепбаев? – привез сюрреализм. Дальше мы уже сами, каждый по-своему, культуру в национальном стиле развивали. Молодые должны понять — чтобы твое искусство ценили, нужно воспитать людей, которые ценят твои произведения. Они должны историю знать, но историков искусства нашего поколения почти не осталось, многие уже на пенсии, а большинство  нынешних историков не знает ни что творилось в Казахстане тогда, ни что происходит сегодня.

В советское время, после окончания училища я работал в художественном фонде в Кызылорде. Там царила чисто производственная атмосфера: по заказам из госучреждений мы мастерски писали реалистические портреты героев социалистического труда. Но этими производственными работами художники никогда не гордились, отзывались о них: «моя халтура». А сейчас эти «халтуры» в музеях висят. Очень многие художники в Казахстане рисуют сегодня батыров, коней, но это работы коммерческие, рассчитанные на невзыскательных покупателей. Художников, которые работают творчески, не видно и не слышно, а самые продаваемые мастера подстраиваются под требования богатых заказчиков, желающих иметь собственный портрет маслом. При современной технике фотографии, какой толк от портрета масляной краской? – но художники идут на это, они боятся работать творчески, потому что уверены, что творческую работу у них не купят. В денежном отношении они живут очень хорошо и дорожат своими связями; боятся, что если займутся творчеством, то останутся без дома, машины. Очень многих творческих людей это испортило.

Два года назад, при Союзе художников, я на свои средства основал молодежную секцию — Союз молодых художников Казахстана. Год был его председателем, потом решил – пусть молодежь сама работает, а я параллельно с творческой работой буду их курировать от Секретариата Союза художников. Дал им задание, полгода концепцию пишем, сначала у них не клеилось, но с разделением функций дело пошло. Молодые жаждут творчества, хоть и боятся остаться голодными. Каждую субботу мы собираемся для портретной живописи, в воскресенье на пленэр ходим. В августе планируем пленэрную выставку, посвященную 1000-летию Алматы, — не стали ждать помощи от государства, начали этюды писать — алматинские пейзажи. Нашелся бесплатный вариант выставочной галереи в октябре от музея Кастеева, Алатауский акимат Алматы также готов оказать поддержку – выделить пустые помещения под мастерские, чтобы портреты писать.

В этом году, при поддержке Министерства обороны, к празднованию 550-летия Казахского ханства организовал отличную выставку.  Осенью хотим провести молодежную республиканскую выставку «Метр на метр. 100х100». Предлагаем всем ребятам по республике: размер ограничен, а в остальном – пиши, что хочешь, в любой технике. Молодые художники из Актау, Атырау, Астаны уже хотят вместе с нами работать.

— Вы – инициатор молодежного движения художников, а до вас ничего такого не было?

Была такая организация 25 лет назад, в мое поколение советского времени. Когда были молодыми, делали что-то, потом повзрослели – это стало ненужным, бросили, даже не закрыв. Так, между нашим и нынешним молодым поколением образовалась трещина в 25 лет. Мне эту трещину пришлось «заклеивать» и сейчас у нас с молодыми художниками устанавливаются тесные взаимоотношения. Снова при Союзе художников появилась молодежная секция — Союз молодых художников Казахстана,  со своим удостоверением на 3 языках , по образцу СХ, эмблемой, печатью и собственным счетом в банке. За два года в наших рядах собралось около 70 человек в возрасте от 18 до 40 лет.

Полгода назад я открыл военно-художественную студию «Сардар», аналог студии Грекова в России. Как руководитель, веду переговоры с Министерством обороны о том, что ребята в «Сардаре» будут заниматься исключительно историческими картинами, опираясь на документальное знание истории. Уже заключен договор о сотрудничестве Союза художников с Музеем Дома Армии. Хорошо, если бы в Академии искусств им. Жургенова открылась такая специальность, как «Историческая живопись». Наших ребят надо отправлять в Москву, Санкт-Петербург учиться тому, как в студии Грекова создают панорамы. Надо, чтобы одежда, орнамент были согласованы с историками. Тогда в Казахстане появятся действительно реалистичные картины нашей истории, а не как сейчас — каждый рисует историю-сказку по своему разумению. Вот для чего нужна военно-художественная студия. В этом все заинтересованы — Исторический музей, Союз генералов, Министерство обороны, МВД, КНБ и Прокуратура.

— Как вы успеваете совмещать творческую работу с общественной?

— Голодному, что ни дашь, он все ест. (Смеется) Так и я, наверстываю упущенное, последние пять лет делаю то, что вынашивал в голове, но не мог осуществить раньше. Конечно, не все идеи получается воплотить на 100 процентов, но постепенно все получится.

Художник живет мечтой о картине, ему сложно заработать, но это хорошо, что я не бизнесмен.  Не завидую богатым: надо не спать, 12 часов в день думать о том, как заработать и сохранить деньги. Творческая работа лучше, чем гнаться за деньгами, лишь бы у меня была возможность работать. Я желаю искусствоведам быть богатыми. Сегодня у художника острая нужда в связи, в общении с искусствоведами. Недавно собрал молодых искусствоведов: давайте, рекламируйте нас, мы – ваше орудие, инструмент – так делайте, выдумывайте что угодно и зарабатывайте, будьте миллионерами! Мы — ваша золотая руда, уголь, алмазы! Но молодежь не слышит, а те, кто знает в этом толк, уже пожилые, а ведь можно было бы на нас зарабатывать.

— В Казахстане нет традиции коллекционирования искусства, лишь немногие коллекционеры соглашаются держать коллекцию себе в убыток. Чтобы богатый клиент стал постоянным покупателем работ отечественных художников, нужен Закон об искусстве, выгодный для коллекционеров и инвесторов. Без него в стране будет процветать «подарочное» искусство. В мировой системе цен есть три сегмента: до 50 тысяч долларов – это дешевое, недорогое искусство, от 50 тысяч до миллиона долларов – средний сегмент, от миллиона долларов – премиальное искусство. По этой ценовой линейке мы продаем наше искусство класса премиум за бесценок… 

— «Засмолили» наших художников — очень голодно жили, вот и приходилось им «дарить» картины, а богатые не хотят покупать, хотят, чтобы им дарили. А коммерческие художники, хоть и зарабатывают до 30-50 тысяч долларов, устали уже писать картины, которые им не по душе, не хотят больше обманывать ни себя, ни клиентов. Но позиции свои просто так тоже сдавать не собираются, будут драться, лишь бы не допустить, чтобы их работы называли коммерческими, но, в конце концов, может, лет через 20, творчество все равно победит.

Этот процесс можно ускорить,  и для этого сейчас самый подходящий момент. Искусствоведам нужно очень много поработать — каждому художнику дать оценку. На выставке к 80-летнему юбилею Союза художников все было вперемежку, никакой определенности, а нужна определенность: здесь коммерция — будущего нет, а здесь творчество – будущее есть; эта работа — для оформления интерьера, а судьба этого произведения — остаться в будущем.  Коммерция и творчество не должны соперничать друг с другом. Каждый должен занять свое место: если я художник, то должен рисовать, а не бегать, самого себя пиарить, а кто должен нас продавать, тот должен работать. Искусствоведам надо так рекламировать художника, чтобы покупатель знал, что его картины ни копейки стоят, а принесут в будущем миллионы.

— Чем больше всего гордитесь в своем творчестве?

— Как художник-профессионал, я написал однажды в своем дневнике: горжусь тем, что знаю всемирный язык. Бог дал мне такой талант — то, что рисую в своих картинах, кроме слепых, каждый поймет. Значит, я владею языком, который даже выше, чем английский или китайский. В конце концов, я мечтал стать художником, и горжусь этим.

— Большое спасибо за интервью.




Комментариев пока нет

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.