Ностальгия по «тэтчеризму»
Поддержать

Ностальгия по «тэтчеризму»

ТЭТЧЕР 1

…Хоть слово дико,
но мне ласкает слух оно…
Александр Блок.

Пишу этот текст в день похорон Маргарет Тэтчер. Поразительно везло англичанам в прошлом веке: в критические моменты, когда корабль, казалось, вот-вот пойдет ко дну, появлялся новый шкипер, брал на себя штурвал и, лавируя между рифами, спасал судно от катастрофы. Метафорично и, пожалуй, слишком пафосно, но по сути точно. Таких моментов было два. Первый—весной 1940-го. Тогда премьером стал внук и племянник герцога Марльборо, родившийся в родовом замке Бленхейм Уинстон Черчилль. Второй—зимой 1979-го. Тогда премьером стала дочь бакалейщика, родившаяся в доме с туалетом во дворе Маргарет Робертс, в замужестве Тэтчер.
Весной 1940-го, в роковой для Англии момент после поражения Франции, когда, казалось бы не было шансов выстоять в войне, и многие в политической элите страны уже готовы были признать поражение, тогда Черчилль, своей волей воспрепятствовал заключению с Гитлером капитулянтского договора, к чему уже были готовы члены его военного кабинета. «Мы не сдадимся никогда»—сказал он в своем обращении к нации. Сказал, что победа впереди, но путь к ней будет долгим и тернистым, что он ничего не может предложить британцам «кроме крови, тяжелого труда слез и пота blood, toil, tears and sweat», сказал откровенно, честно, жестко, без тени заигрывания с электоратом, без деланного пропагандистского оптимизма. И это сработало колоссально, укрепило веру в него, как в лидера, особенно после разочарования в его никчемных предшественниках (Болдуин, Чемберлен). Он морально, психологически мобилизовал людей на сопротивление. Дальше были бомбежки Лондона, Ковентри, военные поражения на море (Скапа-Флоу), на суше (Сингапур, Тобрук)… но выстояли.
Весна 1979го. Горы мусора на улицах Лондона протянулись на мили: бастуют мусорщики. Бастуют водители скорой помощи, и грузовиков, медперсонал госпиталей и работники моргов, печатники, железнодорожники, судостроители, шахтеры, электрики, почтовые и портовые рабочие … Двузначные цифры инфляции, доля государства в ВВП свыше 40%, подоходный налог, достигающий 83%, растущий госдолг и дефицит бюджета, обесценение гособлигаций, доля госслужащих в численности занятых в экономике—порядка 30%, контролируемые цены и зарплаты… Ведущие отрасли экономики национализированы. Всесильные профсоюзы, приведшие к власти лейбористское правительство, используют забастовки и диктуют условия и нормы частному бизнесу. Страна погружалась в хаос. Многие англичане считали, что она «ungovernable», т.е. неуправляема. Правительства лейбористов, профсоюзы, строили социализм в Англии (Орвэлл ведь именно Англию, Лондон описал в своей антиутопии «1984»!) и немалого уже в этом добились. Никогда еще в своей послевоенной истории Англия не приближалась так близко к экономическому коллапсу. Вот какое хозяйство приняла Маргарет Тэтчер от лейбористского правительства Каллахана, когда стала премьером в мае 1979го.
Скажу немного о ней, как о лидере, выведшем нацию из экономической и моральной депрессии. Она была идеологически убежденным радикалом-рыночником, антикейнсианцем, исповедующим идеи Фридриха Хайека и Милтона Фридмана, сторонником минимизации правительства, непримиримым антисоциалистом и антисоветчиком, о чем и сказала Горбачеву с присущей ей прямотой и откровенностью при первой их встрече. Став премьером она должна была действовать без промедления. И так она и действовала. Для неё неприемлема была идея консенсуса. «Не стой во время трафика между двумя полосами противоположного движения: наверняка собьют»,—не раз говорила она. В политической борьбе следовала правилу «пленных не брать». Не была демагогом («…говорила, что думала, думала что говорила и делала, что говорила.» сказал о ней её оппонент лейборист Тони Бенн).

Взятый ею курс на «шоковую терапию», вызывал мощное протестное движение, волны забастовок. За первые два года её премьерства ВВП упал более, чем на три процента, безработица выросла на миллион человек и сохранялась на уровне трех миллионов (при населении порядка 45 миллионов) до середины 80х. Волнения, беспорядки то и дело вспыхивали во многих городах. Предыдущее правительство консерваторов, премьер Эдвард Хит, пытавшиеся провести антипрофсоюзные реформы, спасовали под напором мобилизовавших массы профсоюзов. Сменившие косерваторов в 1974м лейбористы не в состоянии были вывести страну из кризиса. Это сделала Тэтчер. Она предельно ограничила правительственный контроль над экономикой: высвободила инициативу частного бизнеса; провела дерегуляцию финансовой сферы: вернула Лондону его статус мирового финансового центра, конкурента Уолл стрит; провела масштабную приватизацию национализированных лейбористами неприбыльных, подпитываемых из бюджета отраслей экономики; сократила налоги и упростила налоговую систему; резко замедлила обороты печатающих деньги машин; добилась сокращения дефицита бюджета, не пощадив расходы на социальную сферу, и госдолга; осуществила сокращение разбухшей бюрократии и числа «бюджетников».
В результате многие шахтеры, металлурги, железнодорожники, «бюджетники», госслужащие остались без работы. Резала по живому без анестезии. Но как иначе должен был действовать реальный crisis manager, чтобы спасти страну от банкротства и хаоса, в который она погружалась усилиями строивших государство всеобщего благосостояния социалистов? Глубоко верующая христианка—она, конечно же, не была бесчувственной к страданиям людей. Не была она фанатично идеологически индоктринированной. Тут другое: трезвое видение мира, превалирующие над всем чувство долга и стратегическая целеустремленность—качества, которых так не доставало её политически инфантильным непосредственным предшественникам Уилсону и Хиту. А в достижении поставленной цели она была виртуозным тактиком.
Нация раскололась тогда примерно в равной пропорции на энтузиастов—её сторонников и её лютых врагов. (И так сегодня: одни скорбят по ней—другие ликуют.) Можно себе представить, какую, вполне объяснимую, ненависть она у них вызывала! Но, часто говорила она, «я здесь не для того, чтобы меня любили», и упорно следовала взятому курсу на оздоровление экономики по неолиберальной рецептуре, курсу на рост производительности, на долговременный рост, рискуя социальными потрясениями и своей политической гибелью. Впрочем, не только политической: чудом осталась жива после теракта—был взорван отель, где она находилась.
В результате проведенных ею радикальных реформ частные предприятия заняли командные высоты в бизнесе. Развязанная свобода предпринимательской инициативы плюс резко возросшая инвестиционная активность, как за счет внутренних, так и за счет зарубежных источников, имели взрывной эффект. Экономика Британии поднялась с шестого на четвертое место среди экономик мира, подушевое производство, составлявшее в 70-х половину от аналогичного показателя Германии, стало на треть выше в начале нашего века. Вклад Тэтчер в «подъем с колен» Британии в мирное время сравним с вкладом Черчилля во время войны. Как и Черчилль, она не обещала быстрой победы. И общественное мнение, несмотря ни на что, стало склоняться на её сторону. Она победила второй раз на выборах 1983го и в третий раз в 1987м. Побеждала на выборах без демагогии, не используя популистскую методику. Не говорила людям только то, что им хотелось бы услышать.

ТЭТЧ ЗАБАСТ

«Тэтчеризм»—это очень емкое, собирательное понятие. Оно вбирает в себя индивидуальную свободу, надежду на себя, а не на няню-государство, ограниченное вмешательство государства в экономическую жизнь, чувство национального самоуважения и достоинства, но не шовинизм, сострадание и помощь действительно нуждающимся в ней, но не потакание социальному иждивенчеству, противостояние экстримам «политкорректности» и решительное отстаивание своих цивилизационных ценностей и убеждений, неолиберальную, монетаристскую, антикейнсианскую экономическую идеологию и отрицание социализма. Тезисно в этом и состоит философия тэтчеризма.
Экономическая динамика Англии за одиннадцать лет её премьерства не была впечатляющей: среднегодовой рост ВВП порядка 2.5 %. Были и рецессии, причем самый глубокий спад пришелся на начало 80х. Инфляция была значительно снижена, но все же оставалась на уровне 5% в среднем за период. Не удалось сократить безработицу. Но выздоровление экономики и восстановление порядка в стране произошло. Повысилась производительность труда, конкурентоспособность, привлекательность Англии для иностранных инвестиций. 80е годы были периодом интенсивной модернизации производственного аппарата, широкого внедрения инноваций. Тогда был заложен фундамент долговременного постиндустриального развития, структурной перестройки британской экономики. И, что крайне важно, радикальные изменения претерпел рынок труда, отношения труда и капитала были перестроены в соответствии с неоконсервативной идеологией. Для этого Тэтчер предприняла фронтальную атаку на профсоюзы.
Немного больше об этом. За британскими профсоюзами в консервативных кругах закрепилось название «the English disease», т.е. «английская болезнь». Но только негативное восприятие профсоюзного движение в Англии было бы несправедливо. Тред-юнионы сыграли важную конструктивную роль в довоенном социальном развитии страны и в послевоенные 50е-60е годы экономического подъема. Тогда было налажено довольно-таки гармоничное сотрудничество между профсоюзами, бизнесом и государством, т.е. правительством—так называемый «трипартизм». Профсоюзы конструктивно участвовали в формировании макроэкономической политики.
В 70-е, когда мировой энергетический кризис привел к экономическому спаду, баланс в отношениях государства и профсоюзов нарушился, партнерские отношения закончились. Социально-экономические сдвиги в 80е годы имели не циклический, а структурный характер. Энергетический кризис обусловил не только экономический спад в мире, но и задал импульс реструктурированию экономики, формированию постиндустриального общества—отмиранию старых и возникновению новых секторов, росту сферы услуг, численности «белых воротничков», внедрению новых, трудосберегающих, технологий. Всё это способствовало негативному восприятию профсоюзов, которые с трудом приспосабливались к новым условиям. Влияние их падало, но их лидеры, особенно такие левые, как глава профсоюза угольщиков откровенный сталинист Скаргилл, не склонны были без боя уступать контроль над властью в стране. Тэтчер этот бой приняла и она его выиграла. Забастовки стали редкостью и влияние профсоюзов на социальную жизнь и политику резко сократилось, причем даже тогда, когда правительство формировали лейбористы (правительство Тони Блэра, например).
Объективности ради, надо сказать, что в сражении с профсоюзами она находилась в выигрышной позиции по объективным, не зависящим от неё, причинам. Политическая ситуация в Англии в 80е годы сложилась исключительно благоприятно для проведения Тэтчер её консервативного курса: социал-демократия, лейбористская партия, переживали тяжелый кризис. Общественное мнение смещалось заметно вправо. Не вдаваясь в анализ причин такого поправения, скажу только, что это был период разочарования в преимуществах популярной в послевоенной Европе модели социального партнерства, период демонстрации преимуществ «свободного рынка», ценностей экономической свободы, торжества неолиберальной Чикагской школы экономики и приверженности «вашингтонскому консенсусу» (усилению роли рынка и снижению роли государства). Ценности «социальной справедливости» теряли свою привлекательность в сравнении с ценностями «экономической свободы».

В полную силу проявился её характер в 1982м в конфликте с Аргентиной из-за Фолклендских островов—неспровоцированной агрессии аргентинской хунты, рассчитывавшей захватить принадлежащие Британии с начала 19го века и населенные англичанами острова, не вызвав особого сопротивления англичан при премьере-женщине. Она приняла вызов и победила. Невзирая на риск ведения войны на расстоянии 8 тысяч миль, на жертвы, отстояли остров и, те самым, свои права, свои принципы, своё национальной достоинство. Это была её война—уникальная кампания в современной военной истории, подтвердившая готовность и способность Англии отстаивать и защищать свой суверенитет. Не понимали желаввшие продемонстрировать свой мачизм бравые аргентинские генералы с какой женщиной они имеют дело, и жестоко поплатились за это. Не трудно себе представить, как после Фолклендской войны поднялся её престиж. Резонанс в мире был огромный. Справедливо написал мой любимый автор Пол Джонсон Paul Johnson, что Маргарет Тэтчер оказала большее влияние на мир, чем какая-либо другая женщина после Екатерины Великой.
Тэтчер, как и Черчилль до неё и Тони Блэр после неё во внешней политике всегда делали выбор в пользу тесного союза с Америкой—одна из причин, почему они находили больше сторонников в Америке, чем дома. Личные «особые отношения» Черчилля с Рузвельтом и Тэтчер с Рейганом были важным фактором не только в англо-американских отношениях, но и в геополитическом масштабе. Не буду останавливаться на значении этого фактора в годы Второй мировой войны. Коснусь только роли тандема Тэтчер-Рейган в мировой политике 80х годов прошлого века. Во время Фолклендской войны Рейган распорядился предоставить в распоряжение англичан американскую военную базу в центральной Атлантике, что сыграло важную роль в их победе. Тэтчер безоговорочно поддерживала Рейгана в его противостоянии с «империей зла», проявляла свойственную ей твердость во время инспирируемых левыми пацифистами при финансовой поддержке КГБ массовых протестов против установки американских Першингов в пику советским SS-20. Они были единомышленниками в своих взглядах на мироустройство, на экономику, были союзниками в «холодной войне» с Союзом.
Уверен, что она выиграла бы и четвертый срок подряд. Но… во-первых, среди видных её однопартийцев были, как, между прочим, и в случае Черчилля, немало таких, кто не смирился с её успешным лидерством, с её превосходством как политика. Она не раз проявляла «крутизну» в кадровой политике, не стеснялась демонстрировать своё превосходство, особенно в периоды её триумфа. Во-вторых, и это главное, она противопоставила себя партийной верхушке консерваторов, которая энергично поддерживала европейскую интеграцию вплоть до создания Европейской федерации. Это был период охватившей европейских политиков эйфории, закончившийся в 1992м Маастрихтским договором, законодательно закрепившим создание Евросоюза с членством Англии, и единой валютной еврозоны, в которую Англия все-таки не вошла. Тэтчер, с её политическим интеллектом, уже тогда понимала непрочность общеевропейского здания в том виде, в котором он было запроектировано в Маастрихте, понимала его обреченность. Она была гораздо более трезвым политиком, чем его архитекторы. Была неумолимо против участия в европейском кондоминиуме. Это сейчас в Англии полно евроскептиков, а тогда «голос [её] провидческий» мало кем был услышан и конфликт с энтузиастами Евросоюза в партийном истэблишменте закончился её уходом.
Сейчас мы видим, как и в этом она была права. Эксперимент подходит к концу. Окопавшаяся в Брюсселе жирующая евробюрократия с негодованием отвергает все сильнее звучащие утверждения о неизбежности и оправданности распада Евросоюза, которые не только в Англии, но уже и в Германии находят все больше сторонников. Антиномии «Старая Европа—«Новая Европа», «Северная Европа»—«Южная Европа» закономерны и наивно думать, что сложившиеся веками несовместимости могут быть преодолены усилиями таких титанов политической мысли, как ван Ромпей, Баррозу и Кэтрин Эштон. Ни в чем так заметно не проявляется, по-видимому, действительно наступивший «закат Европы», как в вырождении её ведущих политиков. Вспомним, кто генерировал идеи европейской интеграции—Моннэ, Аденауэра, де Голля — и сравним их с теми, кто заполняет ныне Брюссельский отстойник для бывших премьеров и несостоявшихся на родине посредственностей, получающих за свой непосильный труд впечатляющие зарплаты и бенефиты. Вознаграждение Эштон, например, выше, чем президента США, а каковы достижения за три года пребывания в должности «министра иностранных дел» ЕС?.. Неужели же те, кто осуществлял кастинг на эту колоссальной важности роль, не могли найти среди европейских политиков более подходящую для формирования внешней политики Союза личность, чем не имеющая никакого опыта в международных делах левая активистка? Или уж такой кадровый голод?
Не сложились бы у Тэтчер отношения с нынешним хозяином Белого дома, который, заняв Овальный кабинет, первым делом приказал убрать оттуда бюст Черчилля. Пустячок, но симптоматичный. Политическая, социальная, экономическая философия Обамы отторгает «тэтчеризм». В текущем конфликте Обамы и МВФ с Ангелой Меркель и её сторонниками из северо-европейских стран по поводу выхода из кризиса и спасения ЕС германская канцелерин сохраняет верность принципам «тэтчеризма». Тэтчер аплодировала бы ей. Отнюдь не из женской солидарности. Не была «железная леди» феминисткой. Была стопроцентной женщиной. Друзья студенческих лет вспоминают, что весьма склонна была в те годы флиртовать. Уделяла большое внимание туалетам: одевалась со вкусом и тактом, т.е. с учетом возраста. Причесана всегда была превосходно. Любила быть в среде интересных мужчин. Не исключаю, что её привязанность к Рейгану, помимо общности взглядов и интересов, объясняется и его спокойным мужским обаянием. Брак был удачным: прочное, надежное партнерство. А вот с сыном не повезло. Как и Черчиллю, кстати сказать.
Тэтчер стала премьером, когда не только Британия, но Запад в целом погрузился в глубокий и многосторонний кризис: социальный, экономический, моральный и стратегический. Вместе с Рейганом и папой Иоанном Павлом II она показала миру путь выхода из него. Она верила в право свободного человека формировать свою судьбу, следовать своему предназначению и в возможности свободного общества сопротивляться тирании и несправедливости. Она была провиденциально востребована временем. Как нужны сейчас нам лидеры такого калибра, как оправдана ностальгия по «тэтчеризму»!
Борис Румер




Комментариев пока нет

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.