Принципы Вежества

Из статьи «Вежа» словаря Даля можно выявить три смысла, связанные с этим корнем. Первые два связаны с достоинствами человека, которого называли «вежа», и назывались эти качества вежеством. Во-первых, вежество означало знание и учёность (от более древнего «веждества» и «ведания»). Во-вторых, оно означало доброе отношение, уважение и учтивость, то есть внимание к другому человеку, стремление его понимать и учитывать как значимую личность (в очень урезанном виде этот смысл сохранился в современной «вежливости»).

Совершенно случайным на первый взгляд кажется наличие ещё одного смысла у слова «вежа»: шатёр, чум, кибитка, юрта — то есть любое перевозимое жильё (видимо, по этой линии «вежа» происходит от слова «везти»). Однако, образование слов, означающих человеческие качества, нередко отталкивается от образа жизни людей, которым они свойственны. Так, цивилизованность — это изначально лишь свойство римских горожан (лат. civis — житель города), а куртуазность — качество французских дворян (фр. court — дворец). В таком случае логично предположить, что изначально вежество — это ещё и свойство странствующих рыцарей, богатырей, казаков, кочевников, основным жильём которых была вежа того или иного типа. Тот, кто жил в веже, всегда ценил достоинство и славу выше имущества и жизни , потому что последние — слишком ненадёжная собственность в походной и кочевой жизни. А слава — эта такая вещь, которая находится в головах других людей. И, чтобы её сохранить, нужно находить с ними взаимопонимание.

Кроме того, Великая Степь многие тысячелетия была главной на континенте зоной столкновения и взаимообогащения разных цивилизаций и рас, что требовало от всех степняков (германских, славянских, иранских и тюркских) способности к пониманию иных культур. Поэтому особое гостеприимство и способность к искреннему уважению и дружбе развивались прежде всего в степных станах богатырей и кочевников, а вовсе не в городах и дворцах, где каменные стены охраняли собственность и жизнь властителей независимо от воли их слуг. В Западную Европу рыцарство было принесено из степей в ходе Великого Переселения народов в начала нашей эры.

Центральную роль в понятии вежества играет осознание Правды (её ведание) и следование ей (поведение по ней). Стремление к Правде исторически отличало народы нашего пространства от тех, которым длительное время было достаточно выгоды. Важно понимать, что первый смысл понятия вежества (веждество) соответствует нравственно нейтральному знанию (например, современным естественным наукам, занятым добыванием правды о Природе). С ним смыкалось даже «ведовство» — враждебное человеку тайное знание. Однако, второй и третий смыслы понятия вежества связаны с осознание нравственной Правды, объединяющей всех людей, что ставит это понятие в ряд глубочайших философских концепций, когда-либо созданных человеческой мыслью. Сейчас на сложность этой концепции намекает лишь различие в одну букву между негативными формами «невежда» (необразованный) и «невежа» (ведущий себя неприлично). Заметим, что в языке былин невежа — это наглец и негодяй (например, задумавший убить гостя), а не просто плохо воспитанный человек.

Веками народ употреблял слово «вежество», признавая законность соединения трёх смысловых источников и трёх понятий — знания, уважения к человеку и рыцарства. Но в XIX веке это слово перевели на западный манер, и появилась «интеллигентность» — термин, в котором доминирует первый смысл вежества. Мы ещё как-то понимаем разницу между интеллектуальностью и интеллигентностью, но при переводе на любой другой язык никакого вежества уже не остаётся. Для западного читателя есть только «интеллектуал», а «интеллигента» перевести нельзя. Видимо, слово «вежа» было изначально переведено на французский как intelligent ошибочно, а потом уже усвоено обратно русским языком со смысловым сдвигом.

Такие искажающие переводы случались неоднократно. Например, иностранный patriotisme вместо любви к собственному отечеству кажется абсурдом, и тем не менее это — факт русского языка, вызванный необходимостью для офранцуженного русского дворянства соединить себя с русским народом перед вторжением Наполеона.

Впрочем, неверный перевод «вежества», возможно, отражал объективный процесс социальной изоляции людей умственного труда, которым язык вдруг присвоил набор качеств, ранее считавшихся достоянием если не всего народа, то довольно широкого круга общин. Ведь всякий человек, желающий справедливо учесть точку зрения и интересы другого — проявляет вежество в его втором смысле. Всякий, кто рад искренней дружбе и ненавидит предательство, кто защищает, а не добивает слабых — обладает вежеством в третьем, рыцарском смысле. Всё это если и не теряется, то очень смутно и, главное, безосновательно, звучит в слове «интеллигент». Не зря так уже давно никто себя не называет — слишком много в этом слове пафоса. Тем не менее, социальное явление интеллигенции существовало в России по крайней мере до распада СССР. Интеллигенция зависла между властью и народом, оправдывая звание межклассовой «прослойки» и снабжая идеями и кадрами как власть, так и её врагов. В нашу эпоху массового высшего образования при массовой же его профанации говорить об интеллигенции как о социальном слое уже бессмысленно. Пора отказаться от классово-прослоечной терминологии и возвращаться к понятиям, отражающим универсальные человеческие качества.

Как видим, есть веские причины восстановить понятие «вежество» в своих правах, не только заполняя смысловой вакуум, оставленный исчезающей «интеллигентностью», но и наступательно расширяя зону влияния высоких человеческих достоинств. Человек вежества может быть умным и образованным, но это — не обязательное условие. Главный смысл вежества касается нравственного выбора, а не учёности. При этом связь успехов науки с нравственностью имеет совершенно определённую направленность: верный нравственный выбор способствует развитию науки, но наука, к сожалению, до сих пор не научилась по-настоящему помогать человеку делать нравственный выбор.

Для возрождения вежества нужно дать ему современное определение, которое представляло бы собой развитие древнего понятия. Такое определение можно предложить в виде следующих Принципов Вежества:

1. Есть общая для всех людей Правда — такой порядок жизни, при котором во многих поколениях каждый человек живёт настолько долго и счастливо, насколько позволяют законы Природы.
2. Целью развития нравственной системы и общественного устройства является их приближение к Правде.
3. Никто не знает всей Правды, но путь к ней лежит через совместный поиск ошибок в независимых мнениях людей.

Тот, кто понимает эти принципы, согласен с ними и способен им следовать в своей жизни — обладает вежеством в современном смысле слова.

Утверждение, что у всех людей есть общая Правда, представляет собой естественное обобщение (расширение) веры учёных в то, что Природа существует объективно, и что поэтому наши знания о ней соединяются в мировую науку. Нет вавилонской арифметики, греческой геометрии или арабской алгебры — наука всемирна, и её результаты одинаково достоверны для всех людей, независимо от их знаний.

Однако, понятие Правды шире предмета естественных наук, оно включает в себя этические нормы и является основой политики. Поэтому утверждение о всечеловеческой общности Правды уже не тривиально. Оно противостоит утверждениям вроде «у каждого своя правда» или, на политическом уровне — рассуждениям в британском парламенте XIX века о том, что у Англии нет постоянных союзников и врагов, а есть только постоянные интересы. Интерес — это и есть «своя правда», которая может быть принципиально несовместима с правдой других. Тот, кто сводит политику к интересам, определённо не проявляет вежества.

Удивительно то, что вера в общность нравственной Правды появилась намного раньше науки. На ней основаны мировые религии (христианство, ислам, буддизм), которые ставят своей целью обращение в свою веру всех людей независимо от их происхождения. В своё время это был большой шаг вперёд по сравнению со взглядами тех, кто считал только свой род богоизбранным, а все остальные — недостойными (древнегерманское нордическое язычество, средневековый синтоизм японцев, древний иудаизм).

Ещё ближе к концепции всеобщей Правды находятся философские системы, способные принимать иные веры как достойные пути к общему Богу или мировому порядку — древнетюркское тенгрианство и китайское конфуцианство. Утверждение Александра Невского о том, что «Бог не в силе, а в Правде» также явно возвышается над простым стремление к пропаганде своей конфессии.

Глубинная вера в общую Правду характерна для всех народов, населяющих пространство бывшего СССР и его окрестностей. В значительной степени этим объясняется резкое неприятие здесь вульгарного капитализма XIX века (который представлял собой предел развития идеи о существовании исключительно частных правд — личных интересов) и, как следствие, временный успех рефлекторного ответа на него — утопического коммунизма и тюремного социализма.

Если сам факт существования Правды рассматривался человеческой мыслью давно, то эффективный путь её достижения обнаружен лишь в ходе развития естественных наук. До эпохи географических открытий процесс роста человеческих знаний был настолько медленным, что вообще не осознавался как явление современности. Всё, что человек мог узнать выходящего за пределы обыденности, было ему доступно из книг или иных древних письменных или устных источников. Идея, что для получения знания можно самому куда-то поехать и посмотреть, или что-то проверить на опыте, вплоть до конца средневековья была в Европе и Китае совершенно не популярна.

В результате общим мнением была уверенность в том, что Правду надо искать в прошлом — чем более древней выглядит книга, тем ближе её происхождение к моменту сотворения мира, и тем достовернее её весть. Это мнение было выгодно любой власти, поскольку позволяло застраховаться от неожиданностей свободомыслия. Мировые религии создавались в интересах мировых империй, даже если не содержали их прямой апологетики. Важным был принцип божественного происхождения знания, что позволяло настоящей или будущей власти монополизировать Правду и управлять ею в своих интересах. Своеобразной модификацией идеи о божественном происхождении истины можно считать авторитет великих людей прошлого. Известно, что мнение Аристотеля о восьми лапках у мухи не оспаривалось более тысячи лет. Никому не приходило в голову, что наблюдение реальной мухи может оказаться важнее мнения самого Аристотеля о ней.

В настоящее время есть твёрдо установленная технология получения новых знаний о Природе. Она состоит в том, что независимые друг от друга группы людей изучают один и тот же вопрос всеми доступными им методами, в том числе (но не исключительно) — изучая публикации прошлого. Сначала они могут придти к разным, противоречащим друг другу выводам. Но потом вместе они шаг за шагом ищут, кто из них в чём ошибся, честно публикуя свои значимые результаты и методы, и признавая ошибочность своих прежних утверждений, если новые факты их опровергают. Учёному стыдно упорствовать в своих ошибках или скрывать их. Мировая наука возродила в себе рыцарскую честность и открытость иному мнению, хотя и не воспроизвела рыцарскую непреклонность в защите Истины от агрессивных невеж (возможно, потому, что между непреклонностью и открытостью есть противоречие).

До сих пор научный метод добычи Правды в полной мере применяется только в естественных науках и при развитии свободного программного обеспечения. Предложенные здесь современные Принципы Вежества восстанавливают древнюю связь научной Истины и нравственной Правды и открывают возможность воздействия на политику и на всю нашу жизнь не только со стороны результатов науки, но и путём распространения научного метода обретения знаний.

Этот метод эффективен в науке и программировании, потому что он радикально повышает надёжность результатов за счёт их независимой проверки. Представим себе, что длинный текст передаётся через несовершенный канал связи, и в каждой букве может произойти ошибка с небольшой, но всё же заметной, вероятностью. Тогда полученное длинное сообщение будет содержать множество ошибок. Однако, если независимо передать сообщение много раз (продублировать его), эти ошибки будут каждый раз возникать в других местах текста. Выбирая везде ту букву, которая окажется в большинстве передач, можно снизить вероятность даже одной ошибки во всём тексте до абсолютно пренебрежимой величины. Однако, этот метод работает только при сопоставлении сообщений, ошибки в которых не скопированы друг у друга.

Этот пример объясняет, почему в современной науке неприемлимы ни авторитет единственного мнения, ни демократическое голосование. По научным вопросам высказываются только те, у кого есть своё собственное мнение, содержащее новизну. И обычно учёные не пытаются побудить других просто так, без проверки, что-либо повторять за ними.

Между тем, в политической практике диктатура силой принуждает всех к повторению «единственно верного» мнения. А невежественная демократия изощряется в мошенническом манипулировании мнениями людей, предлагая им иллюзию выбора при сокрытии и шумовом заглушении информации, необходимой для принятия осмысленного решения. В обоих случаях большинство независимых мнений оказываются либо уничтожены в зародыше, либо заглушены шумом. Народ вынужден подчиняться неизвестности или доверять в своём выборе неизвестно кому. А свобода без знания — это право незрячего свободно идти по незнакомому лесу, куда он хочет или куда его поведут. Демократия без вежества в конечном счёте оказывается неотличима от диктатуры.

Наука давно (хотя и не совсем без сбоев) применяет свои особые традиции, которые включают в себя частный случай принципа вежества. Благодаря этому она движется вперёд гораздо быстрее, чем успевают развиваться политические структуры общества и его нравственная система.

Это порождает проблему диспропорций между уровнем технологий и уровнем морали, которая находит своё крайнее выражение в применении оружия массового поражения, бомбардировок и терактов против женщин и детей. Чуть менее явно эта диспропорция проявляется на каждом шагу — например, в превращении автомобиля в бесконтрольное орудие массового истребления людей, в абсурдной стоимости жилья, которое с развитием технологий становится всё более недоступным, или в профанации понятия дружбы социальными сетями в Интернете, что открыло новые перспективы мошенникам для воровства.

Огромный ущерб обществу наносит безответственная фальсификация научной экспертизы, приводящая не только к заведомому разворовыванию средств, ассигнованных на безумные «распиловочные» проекты, но и к уничтожению настоящей науки, для которой ассигнований не остаётся. Профанация экспериментов в системе образования ведёт к полному разгрому этой системы неграмотными экспериментаторами. Лживая судебная экспертиза отправляет невиновных людей в тюрьму, и если вся российская наука не смогла защитить от судебной расправы хотя бы одного явно невиновного учёного, что можно сказать о всей российской судебной системе с её антинаучной экспертизой?

Принципы Вежества могут послужить формированию нового политического движения, способного распространить методы добычи научной истины на нравственность и политику, и тем самым — объединить учёных со своим народом, а народ связать с научной истиной. Развитие страны возможно только при восстанавлении прямой связи каждого человека с мировым знанием, не опосредованной какой-либо «просвещённой властью». Модернизация общества силой власти всегда в истории была бесчеловечна, а в наше время она и вовсе нереалистична, поскольку власть в большинстве развитых стран давно уступает народу в уровне образования. Вежество науки должно служить народу, а вежество народа должно дать науке ту нравственную и политическую силу, которой не хватает для масштабного применения научных знаний и методов в интересах человека.

• 118
• 101