ФУР особого назначения

1 октября, 2007

333

— Десять лет назад появилась «Стратегия-2030». С тех пор ее разработчиков одни называют «диверсантами», другие – «спецназовцами». Я помню, что в Агентстве по стратегическому планированию вас в шутку называли «голубыми беретами». Миссия была выполнима или как?
— Миссия была возложена на рабочую группу президентом страны, когда в середине 90-х в национальном масштабе развернулась дискуссия о том, как развиваться Казахстану – государству, обществу, экономике. Была собрана группа молодых экономистов, перед которыми поставили задачу — аккумулировать мировой опыт в долгосрочную стратегию развития страны. Это сейчас слово «стратегия» не упоминает только ленивый. А тогда надо было внедрить в общественное сознание само понятие «стратегическое планирование». «Стратегия-2030» и стала результатом этой работы. Можно сколько угодно долго обсуждать положения документа, но это был первый системный прогноз будущего. И, согласитесь, безошибочный, потому что все семь приоритетов сегодня не только не потеряли своей актуальности, но стали еще острее.

— Вот именно: нация не стала здоровее, с углеводородами не разобрались, правительство после переезда в Астану значительно снизило профессиональный уровень госслужащего, зато появился новый слой коррупционеров, знакомых с рыночной риторикой.
— Огульно критиковать все, не разобравшись по сути, не совсем правильно. Все перечисленные проблемы не могут решиться в одночасье. Дорогу осилит идущий. Важно идентифицировать проблемы и иметь дорожную карту по их решению.
Например, почему коррупция не мешает бурному развитию строительства и недвижимости? Потому что в эти сектора идут реальные большие деньги. Сегодня основным препятствием для инвестиций в любой бизнес является не коррупция, а уровень доходности отрасли. Что нужно для активизации инвестиций? Решить три институциональные проблемы: развитие человеческого капитала через инвестирование в образование и здравоохранение, современная инфраструктура и понятное стабильное законодательство и разрешительная система.

— Об этих трех путях решения проблем говорилось как раз десять лет назад. Что реально сделано сегодня?
— Мы завершили первые два этапа: элементарного выживания, на грани которого находилась страна в первые годы независимости, и уверенного становления, которое произошло в последние 7-8 лет.
Сейчас мы переживаем следующий этап развития, подчеркиваю – развития, а не шока, который общество пережило после развала Союза. Нам сопутствует благоприятная мировая конъюнктура цен на природные ресурсы, и можно было бы этому радоваться и на этом остановиться. Но мы провели экономический анализ и определили, что развитие для Казахстана – это прежде всего диверсификация экономики. Нужно развивать отрасли, независимые от нефти, высокопроизводительные и дающие казахстанцам возможность зарабатывать хорошие деньги.

Как это сделать: ждать, пока невидимая рука рынка сформирует диверсифицированную экономику или подтолкнуть процесс?
Государство взяло на себя ответственность за дальнейшее развитие. Была выдвинута кластерная инициатива, в рамках которой проведен глубокий анализ возможностей и определен основной принцип их использования — диалог государства с частным сектором. К сожалению, идею государственно-частного партнерства слишком сильно политизировали, возложив всю ответственность на государство.
Хотя это улица с двусторонним движением: чтобы добиться появления новых производств, нужно очень много сделать каждой из сторон. Правительству — создавать стимулирующий развитие налоговый режим и упрощать административные процедуры. Кстати, сейчас обсуждается снижение корпоративного подоходного налога и НДС.
Теперь слово за частным сектором – он должен предложить и реализовать прорывные проекты. Для них нужны инвестиции, которые проще всего привлекать через фондовый рынок. Но для этого бизнесу надо наконец-то решиться на прозрачность. А сегодня многие предприятия либо зарегистрированы в виде ТОО, либо, если даже они АО, то никто пакет акций уступать не хочет. К тому же сама биржевая площадка полностью контролируется банковскими структурами, которым выгоднее давать кредиты, нежели создавать альтернативный источник финансирования.
Поэтому сегодня роль фондового рынка выполняет рынок недвижимости. Но долго так продолжаться не может, и сегодня мы видим признаки перегрева сектора недвижимости.
Решить проблему может только создание новой промышленности, новых секторов услуг. Именно это правительство и хочет сделать совместно с частным сектором, чтобы в наши новые индустриальные флагманы люди и инвесторы вкладывали деньги. Потому что фондовый рынок без реального сектора появиться не может.

— Создание «Казыны» и еще одного госхолдинга «Самрук» вписывается в идеологию «Стратегии-2030»? Создается впечатление, что они созданы как раз для того, чтобы прикрыть неосуществление прежних планов за громкостью новых экономических идей: «прорывные проекты», «30 лидеров», «фонды фондов»?
— Оба холдинга были созданы как раз для осуществления следующего этапа развития, о котором мы говорили выше. «Самрук» управляет активами государства – минеральные ресурсы, инфраструктурные компании, трубопроводы, железная дорога, телекоммуникации. В то же время необходимо создавать новые активы, и задача государства — помогать частному сектору это делать. Для такой помощи и были созданы финансовые сервисные институты развития. До их объединения под крышей «Казыны» каждый из них самостоятельно определял свою политику, т.е. не было единого знаменателя. А он нужен для решения двух основных задач: активизация инвестиционной деятельности, порядок и контроль за бюджетными финансами. «Казына» и занялась решением этих двух задач через улучшение корпоративного управления, упорядочение финансовой системы, налаживание прозрачной и эффективной системы принятия решений по проектам. За счет синергетического эффекта увеличивается реальное влияние на экономику.

— Что вы имеете в виду под «реальным влиянием на экономику»?
— За 6 лет существования институтам развития из госбюджета было выделено более 2 миллиардов долларов (это примерно по 300 млн. ежегодно). «Немало», скажете вы. Но давайте посмотрим с другой точки зрения: могут эти 200 — 300 млн., даже если умножить их на какой-то коэффициент мультипликативного эффекта, влиять на экономику, объем которой в этом году достигнет 100 млрд. долларов?
Для того чтобы реально влиять на экономику, надо вложить больше, чем 300 млн. долларов. Но государство не может просто так выделять такие суммы. Поэтому необходимо централизовать все потоки компаний и институтов развития. Для этого и были созданы «Казына» и «Самрук». Им государство как активный акционер делегирует право оперативного управления процессами, взамен требуя одного — увеличения стоимости активов. Как это делать – решают уже не чиновники министерства, а профессиональные менеджеры. В наших холдингах внедрены принципы корпоративного управления и все бизнес-процессы построены так же, как в любой другой коммерческой структуре. Мы ориентированы не на некие абстрактные цели, а на получение прибыли для нашего акционера — государства.
Конкурентоспособность государства – это, прежде всего, конкурентоспособность каждого гражданина. А для этого надо просто постоянно работать над собой. Каждому — гражданину, правительству, обществу и бизнесу. Спорить по деталям, конечно, надо. Но общая парадигма должна быть направлена на ускоренное развитие, идеологию прорыва.
Кто мог 10 лет назад предполагать, что когда-нибудь на равных с Бразилией в футбол будут играть Турция и Греция? Но добились же таких результатов конкретные федерации футбола! Создали стадионы, молодежные команды, привлекли иностранных специалистов – теперь обыгрывают чемпионов.
То же самое происходит в мире высоких технологий: активы создаются людьми. Тот же Google, который по рыночной стоимости превосходит наши сырьевые компании. Как это произошло? Люди занимались бизнесом и новыми технологиями, повышали свою конкурентоспособность. А это можно делать, лишь засучив рукава, работая каждый день над собой, делая тысячу маленьких изменений, реформ внутри себя.

— А может ли реальный сектор появиться без политических реформ, о которых говорит оппозиция? Помнится, «Стратегия-2030» — это не только развитие экономики, но и развитие гражданского общества и политических институтов.
— Сегодня и оппозиция, и власть выступают за политическую демократизацию, даже используя одинаковые формулировки. Думаю, что в них больших разночтений нет. Разногласия — в скорости. Формула, где вначале экономические, а затем политические реформы, критикуется оппозицией. Между тем по такому пути пошло большинство успешных ныне восточноазиатских стран. Путь Казахстана, наверное, где-то посередине.
Нам нужен активный «средний класс», который рождает спрос на качественные государственные услуги, а следовательно, на действенный гражданский контроль за бюрократией. Тогда вопрос ускорения политических реформ действительно становится актуальным, а не ангажированным.
Сегодня созданная государством система институтов развития совместно с банками второго уровня создает условия для зарождения малого и среднего бизнеса. И не только в торгово-посреднической деятельности, но прежде всего вокруг создаваемых крупных производств. Когда малый бизнес будет на уровне 40-50% ВВП – а на это надо лет 10 как минимум, тогда у нас окончательно сформируется интерес общества к тому, чтобы рыночные реформы не сворачивались, а политический процесс совершенствовался.