Шомишбай Сариев: когда-то он хотел стать Пушкинбаем, а стал Шомишбаем
Поддержать

Шомишбай Сариев: когда-то он хотел стать Пушкинбаем, а стал Шомишбаем

За два месяца до своего 75-летия ушел заслуженный деятель Казахстана Шомишбай Сариев, а несколькими месяцами раньше, его друг, — композитор Кенес Дуйсекеев. А ведь он мог и не стать поэтом-песенником, и тогда бы весь мир вслед за Димашом Кудайбергеном не напевал бы его «Карагым-ай». Но судьба дарила ему счастливые случайности-неслучайности.

Вначале судьба ему подарила жизнь. Соседи давно уже перестали приглашать мать будущего поэта на шильдехану – на праздник в честь новорожденных: все дети у нее умирали один за другим. Перед его рождением она молилась Всевышнему: «Больше можешь детей не давать, но этого не забирай». Бабушка еще не рожденного младенца настаивала, чтобы его назвали в честь святого Шомиша, жившего когда-то на побережья Аральского моря. Лишь так его можно спасти от смерти. Так или иначе, но мальчик остался жив, а вслед за ним в семье его родителей родилось еще пятеро детей.

Свои первые стихи он начал публиковать в районной газете еще в 5 классе. По его словам, большое влияние на это оказало творчество Тараса Шевченко. Его поэзией он увлекся, чтобы подготовиться к встрече украинских пионеров, решивших пройтись по тем маршрутам, где отбывал ссылку их Кобзарь. Мелодия стихов Тараса Шевченко так очаровала его, что он тоже решил стать поэтом. С тех пор он стал регулярно публиковаться в районной газете.

После 7 класса Шомишбай поступил в Аральское мореходное училище, продолжая публиковаться в районной газете. И кто знает, как дальше сложилась бы судьба увлекающегося юноши, но однажды он не шутку заболел морской болезнью. Очнувшись от очередного полуобморочного состояния, увидел у изголовья газету, где было опубликовано объявление о том, что медучилище в городке Талгар Алматинской области объявляет прием. И измученный болезнью Шумишбай захотел стать медиком. Но отец, железнодорожник Нагашыбай, не разрешил ехать в Алма-Ату. Он резонно заметил, что такое же училище есть и в Кзыл-Орде. Шомишбай поступил на фельдшерское отделение. Первокурскников – 300 девчат и 15 парней – сразу отправили на уборку риса. Шумишбай успел перед отъездом отнести стихи в областную газету.

— Как-то вечером, когда мы сидели у костра, одна девчонка вдруг торжественно объявила: «А среди нас есть поэт!» Я и сам не знал, что меня опубликуют, да еще с предисловием знаменитого в наших краях Зейноллы Шукурова, которого называли казахским Островским: в детстве, упав с верблюда, он сломал позвоночник и его парализовало.

 Известный поэт предрекал ему большое поэтическое будущее. После окончания училища он и посоветовал новоиспеченному фельдшеру поступать на журфак. Так, в 1966 году Шомишбай стал студентом КазГУ. Его стихи были нарасхват во всех республиканских изданиях, но после университета пришлось заняться тем, что было ему абсолютно чуждо, — стать редактором отдела марксизма-ленинизма в политиздате. Другого выхода, чтобы зацепиться в столице, где были сосредоточены все поэтические силы страны, не было.

Его судьбу круто изменила встреча с Шерханом Муртазой. Стал главным редактором литературного альманаха «Жулдыз», он стал собирать молодые таланты по всей стране. Среди тех, на которых он обратил свой взор, были, кроме Шомишбая Сариева, Оралхан Бокевв, Сагат Ашимбаев, Жарасхан Абдрашев, Фариза Онгарсынова… На ближайшем партсобрании Муртаза подвергся жесткой критике за то, что собрал вокруг себя «детский сад». Молодым литераторам было в ту пору по 25-27 лет, а в «Жулдыз» тогда приходили работать уже почти седобородые аксакалы – литсотрудники моложе 50 здесь встречались редко. Но независимый Муртаза был не из тех, кто легко отступает. Тем более, что Шомишбай Сариев, к примеру, успел уже тогда поучаствовать на всех фестивалях молодых поэтов, которые проходили тогда в Союзе.

В жизни поэта был один примечательный момент, связанный с семинаром молодых казахских поэтов, который проходил в Москве. Особой похвалы удостоились Сариев и Абдрашев. У Шомишбая, в частности, отмечали такие стихи как «Я иду против течения» и «Закон шахмат». Московские друзья-поэты Станислав Золотцев и Марина Тарасова пригласили казахстанских литераторов отметить успех в одном из столичных кафе. В самый разгар веселья появился незнакомый человек. Отозвав Сариева в сторону, он показал ему корочки сотрудника КНБ, и, сославшись на неотложные дела, велел попрощаться с друзьями.

— Незнакомец привел меня в какой-то хорошо обставленный дом, где подверг меня многочасовому допросу, — вспоминал поэт. — Это, мол, против какого течения я иду? Уж не против ли советской власти? Отвечаю, что речь идет о творчестве – я хочу создать свое литературное течение. А в «Законе шахмат» я на самом деле подразумевал государство. Любой король, как шахматный, так и настоящий, может делать только один шаг, ферзь же похож на секретаря по идеологии Суслова – он офицер, от решения которого многое зависит, ладья – это творческие люди, которые идут прямо. Стихотворение завершалось строками о том, что король никогда не будет пешкой, а пешка — королем. Представитель КГБ стал со мной спорить. При советской системе, утверждал он, любая пешка может стать королем… Затем стал упрекать меня за то, что в моих стихах и песнях присутствует много национальных мотивов. Особенно в «Атамекен- ай» и в «Балладе о домбре». «Но с первой из них Роза Рымбаева завоевала «Золотой микрофон» на конкурсе в Стамбуле, а вторую там же исполняла русская певица Галина Невара», — возражал я. Малоулыбчивый человек в сером костюме отпустил меня только в четыре утра. Он придумал легенду, которую я должен был озвучить друзьям, — был у переводчика.

Кстати, Сариева с удовольствием печатали в серьезных московских изданиях. По его мнению, ему повезло в том, что его переводили поэты-ровесники, а не классики.

— Когда переводчик еще молод, он показывает состояние души переводимого автора, — считал Шомишбай-ага. – Меня переводили Станислав Золотцев, Марина Тарасова, Валерий Краснопольский. Это очень одаренные поэты, но им не повезло, потому что впереди у них была «китайская стена» в лице великих, через которую они так и не смогли перепрыгнуть. Что и говорить, такие мэтры как Андрей Вознесенский, Евгений Евтушенко, Роберт Рождественский придают тому, кого переводят, свой стиль, делают его таким же классиком, как они сами. Но это не всегда хорошо. Один именитый казахский поэт возмущался в редакции «Литературной газеты: «Кто такой Сариев по сравнению со мной? Я лауреат, меня переводят классики, но почему-то вы печатаете его, а не меня» Георгий Гулия ответил ему: «Уважаемый, мы печатаем стихи, а не лауреатов»

К песенному творчеству Сариев, считавший себя серьезным классическим поэтом, обратился неожиданно для себя. В 1978 году его пригласили работать в самый «горячий» отдел журнала «Жулдыз» – критики. После встречи молодых поэтов и композиторов к нему подошел незнакомый парень. Представился Кенесом Дуйсекеевым . «Дай мне что-нибудь из написанного тобой, я переложу на музыку», — попросил незнакомец. «А ты вначале покажи, что ты умеешь», — бросил Шомишбай. Тот, нисколько не обидевшись на высокомерный тон, продолжал уговаривать: «Ну дай хоть одно свое стихотворение».

— Ладно, принесу завтра, — пообещал Шомишбай. – Только не мешай работать.

На следующее утро он второпях набросал «Письмо другу» и отдал назойливому парню, который терроризировал его звонками. На следующий день тот уже написал к ним музыку и поэт впервые, по его словам, почувствовал, как обычные стихи, наполнившись музыкой, «могут летать как птицы». Подружившись с Кенесеом Дуйсекеевым, они создали песенный сборник «Салем саган, туган ел» («Привет тебе, родной народ). Песня «Еркеледiн сен» («Баловница моя») была сразу исполнена Розой Рымбаевой на конкурсе «С песней по жизни», «Баллада о домбре» — на конкурсе капиталистических стран в Стамбуле…

Вскоре очень многие композиторы Казахстана захотели сотрудничать с Сариевым, но Кенес Дуйсекеев продолжал оставаться для него композитором номер один. Номер два был Сейдулла Байтереков, с которым поэт написали «Аралдан ушкан аккулар» – «Лебеди, летящие с Арала».

Сотрудничал Шомишбай Сариев и с самим Нургисой Тлендиевым. Но вместе им удалось создать только одну песню — «Ан журегiм, жан улым» — «Желанной». Другие совместные творения, к сожалению, на сцене так и не прозвучали.

— Видимо, у нас с ним сказывалась разница в возрасте, — говорил поэт. — Зато, когда Нур-ага рассказал интереснейший случай из своей жизни, я написал стихотворение «Бауыржан Момыш-улы, Нургиса Тлендиев и незнакомец», за которое я и главный редактор «Жулдыза» едва не поплатились работой.

Как-то Бауыржан приехал к Тлендиеву, заходить в дом не стал, вызвал его на улицу. Было раннее утро и композитор вышел, в чем был – в домашних тапочках и спортивных брюках, а приехавший на «Волге» Бауыржан почти приказным тоном сказал: «Садись, едем в Джамбул, там праздник». «Как?! В таком виде, надо у жены отпроситься…», — пытается отговориться Нургиса, но Бауыржан уже успел затолкать его в машину.

В Джамбуле они хорошо погуляли, потом чего Нургису посадили на алматинский поезд. Проснувшись утром, он увидел на столике спиртное. Не долго думая, налил себе. И тут послышался сердитый голос: «Почему берешь чужое? А ну поставь на место». Пристыженный Нургиса говорит: «Извините, агай. Давайте знакомиться. Я – Нургиса Тлендиев». «Пей, не жалко, но в следующий не присваивай себе имя знаменитого человека», — ответил старик-попутчик.

После того, как написано стихотворение «Бауыржан Момыш-улы, Нургиса Тлендиев и незнакомец», Сариев с редактором «Жулдыза» взяли письменное разрешение у композитора, что он не против публикации. Когда литераторов вызвали в отдел идеологии ЦК Казахстана, только это и спасло их от увольнения.

… Уходя, Шомишбай Сариев сделал еще один подарок своему народу — он развернул лицом к казахскому языку людей, живущих на разных концах планеты. Его «Карагым-ай», музыку к которой написал Кенес Дуйсекеев, в исполнении Димаша Кудайбергенова сегодня, заставив соприкоснуться с миром казахов, напевает весь мир.




Комментариев пока нет

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.