Метамодерн: героями становятся те, кто не боится быть самим собой

Чем новые звезды отличаются от прежних, привыкших играть на публику? Сегодня это уже не брутальный супергерой с экрана или миллиардер с обложки глянцевого журнала. Героями становятся те, кто не боится быть самим собой. И это называется метамодерн.

Ситуация перманентного кризиса, неудовлетворенность происходящим, стойкое ощущение приближения к новому витку истории, дезориентация и, наконец, общее желание перемен характеризуют начало XXI века. Подобные настроения кризиса эпохи уже были в истории человечества именно на пороге обновления ценностей и социальных систем.

Безусловно, все это обусловлено многими факторами: экологические проблемы и изменение климата, потеря авторитета международных организаций и, как следствие, нарушение договоров, приводящие к локальным и глобальным конфликтам, нерешенные проблемы бедности, деление мира на страны «золотого миллиарда» и т.н. «третьего мира» и др.

В свое время постмодерн пришел на смену модерну и, пытаясь преодолеть его, бросился в противоположную от него сторону. Что сегодня не устраивает в постмодерне и требует теперь уже его преодоления? Накопилась усталость от унификации, безликости, но, главное, исчерпала себя постмодернистская иронии, игра, симулякры. Постмодерн создал дефицит искренности. Он обесценил личные переживания и искренние чувства, снизил значимость смыслов и ценностей. Запрос на перемены – это попытка не поддаться той апатии или нигилизму, которые породил постмодерн. Более того, постмодернизм оказался неспособен предложить нечто равноценно значимое. Мир ищет выхода из постмодерна, найти консолидирующие людей и страны идеи, обозначить ценности и цели, которые будут объединять, а не разобщать.

Началом новой эпохи обозначают 11 сентябрем 2001 года, хотя понятно, что эта дата условна и символична. Для ее обозначения уже было предложено немало терминов (постпостмодерн, afterпостмодернизм, гипермодернизм, метамодерн, альтермодерн, диджимодернизм, псевдомодернизм, автомодернизм) и предпринято немало попыток разобраться в ее сути.

Мы остановимся на термине «метамодерн», где «мета» (от греч. между, через) означает переход в другое состояние, превращение во что-то новое, выход за пределы. Кроме того, «мета» подчеркивает промежуточность. Так, у Платона metaxis есть колебание и одновременность между двумя противоположными понятиями, и именно в этом значении термин метамодернизм предложен голландскими культурологами Т. Вермюленом и Р. ван дер Аккером («Заметки о метамодернизме», 2010).

Метамодерн – это не просто нахождение между модернизмом и постмодернизмом, а попытка их соединения, но посредством не синтеза, а движения между ними. Т. Вермюлен и Р. ван дер Аккер говорят о свойственном метамодернизму колебании: «Онтологически, метамодернизм раскачивается между модерном и постмодерном. Он осциллирует между энтузиазмом модернизма и постмодернистской насмешкой, между надеждой и меланхолией, между простодушием и осведомлённостью, эмпатией и апатией, единством и множеством, цельностью и расщеплением, ясностью и неоднозначностью. Конечно, раскачиваясь туда и обратно, вперёд и назад, метамодерн пытается преодолеть противоречия между модернизмом и постмодерном» (Вермюлен Т., Аккер Р. Заметки о метамодернизме, 2010).

Колебания между противоположностями рождают образ маятника. Это и есть главное свойство метамодерна – движение, соединение разного, но равного, выбор из множества возможностей. Метамодерн пытается преодолеть и чрезмерную серьезность модерна с его иерархией, властью навязанных авторитетов, идеологиями, пропагандой, не дающей права выбора, и ироничность постмодерна с его осмеянием всего, который в своем отрицании, симуляциях и игре не оставлял места настоящему, искреннему, серьезному. Т. Вермюлен и Р. ван дер Аккер пишут: «Всякий раз, как энтузиазм метамодерна качнёт в сторону фанатизма, гравитация вытягивает его обратно к насмешке; в миг, когда насмешка качнётся в апатию, гравитация вытягивает его обратно в энтузиазм» (Там же).

Метамодерн дает способ освободиться от обеих крайностей при их сохранении, но без взаимозависимости. Таким образом, он определяет явления, к которым следует по-прежнему относиться с известной долей иронии, и ценит подлинное, настоящее, что заслуживает серьезного, искреннего отношения.

Формы метамодерна пока неизвестны. Ясно одно — если модернизм рассматривал перемены и кризисы как нечто негативное, а для постмодернистского общества жить в состоянии кризиса было неприятным, но привычным делом, то метамодернизм сам ищет и продуцирует перемены, переходные состояния, движение от кризисного состояния к опорам, от неопределенности к смыслам. Метамодерн берет от модерна и постмодерна то, что ему нужно. Он совершает колебания в поле этих двух сил, создавая поле движения и совмещения.

Это именно то, что сейчас необходимо нам. Модерн у нас принял уродливые формы, а постмодерн мы догоняли, частично находясь в плену модерна. Метамодерн подходит нам с нашим стоянием одной ногой в модерне, другой – в постмодерне. И, главное, метамодерн неожиданным образом обращает нас к истории, традиции, к ценностям номадов (об этом — отдельно) и, шире, демонстрирует связь со средневековьем.

Модерн, с его авторитаризмом, загонял людей в концлагеря, профессионально убивал в двух мировых войнах, опираясь на достижения науки и идеологий. Главное обвинение в адрес постмодерна – обесценивание эмоций, искренности, деконструкция незыблемых истин и смыслов. метанарративов, подвергая явления всепроникающей иронии и деконструкции. Метамодернизм реконструирует новую реальность из демонтрированных постмодерном фрагментов модерна, и предлагает возврат к нарративам (история, религия, философия и др.).

При этом ирония в метамодерне сохраняется как альтернатива пафосу и вере в насаждаемую идеологии. Он дает запрос на искренность, иную версию иронии – пост-иронию. В ней нет сарказма, стеба, осмеяния постмодернистской иронии. Эта двойственность постиронии очень тонко реагирует на переходное состояние эпохи, когда еще не все осознали ценность искренности, открытости, не все решаются говорить о серьезных вещах, переживаниях, не прикрываясь маской легкой иронии, словно сохраняя за собой возможность превратить серьезное в шутку, розыгрыш.

Постирония готова принять противоположную точку зрения. Это – не бесхребетность, а разборчивость, которая не позволяет верить во все подряд или, напротив, сомневаться во всем, подвергая насмешке, критике все без исключения. Постирония демонстрирует способность видеть смысл явления и умение реагировать на меняющиеся обстоятельства. Она не претендует на истину, но всегда содержит намек на нее или обозначает поиск ее. Поэтому постирония метамодерна созидательна в отличие от разрушительной иронии постмодерна.

Если постмодернистская ирония стала реакцией на серьезность модернизма, то постирония – это ответ на абсурдность постмодерна. Если постмодерн указывал на то, к чему не следует относиться серьезно, то постирония акцентирует внимание на том, что должно восприниматься серьезно, без насмешки. Постирония отказывается принимать всерьез абсурдное, алогичное, ложное, и то же время относится серьезно к важным для человека вещам, к искренности, смыслам, истине.

Постирония открывает «новую искренность» как важнейшую доминанту метамодерна. Под ней подразумевается искреннее отношение к себе, окружающим людям и миру. Это значит, что нет нужды примерять на себя чужие роли и модели; нет нужды соответствовать неким образцам и стереотипам, быть типичным, массовым. Быть искренним значит быть собой. Пониманию «новой искренности» поможет сопоставление, например, звезд современного шоу-бизнеса с Димашем и Иманбеком. В чем отличие названных молодых людей? В том, что они не пытаются играть избитые роли «звезд», не пытаются вписаться в окружение, стать «своим». Димаш, Иманбек, Айсултан Сеитов, Куаныш Бейсеков выделяются на фоне многих персон шоу-бизнеса (привыкших играть на публику), и это видно невооруженным взглядом. Названные молодые люди уже находятся в парадигме, в логике метамодерна.

«Новая искренность» открывает новых героев, и это – не брутальный супергерой с экрана или миллиардер с обложки глянцевого журнала. Героем становятся те, кто не боится быть самим собой. Важно даже не некое достижение, а подлинность, искренность. Мы видим этих новых героев: еще вчера вызывающие насмешку «ботаны», или те, кого называли «чудиком», маргиналом, аутсайдером, кто не вписывался и не подстраивался под стереотипы масскультуры.

Сегодня соцсети любому человеку дают возможность привлечь симпатии большинства, и главный путь к этому – дать то, в чем нуждается современный мир: искренность. В этом ряду– разного рода камингауты.

Чтобы понять, что есть жизнь без «новой искренности», нам следует вспомнить сыгранную, как пьеса на сцене, недавнюю избирательную кампанию, срежиссированную «поддержку масс» и нарисованные результаты; читающих по бумажке чиновников, которые возглавляют страну два-три десятка лет и которых мы совсем не знаем: кто они? что собой представляют? Нет искренности в чиновниках, которые ставят себе целью разбогатеть (в самом этом желании нет ничего предосудительного), но они почему-то идут не в бизнес, а на госслужбу, прикрывая желание сколотить капитал якобы стремлением служить стране и народу. Другой пример: чиновники, антикор говорят о важности борьбы с коррупцией, а сами не готовы вести ее по всем направлениям, невзирая на персоны, и наказывать адекватно нанесенному вреду. Набивший оскомину пример: госзаказ в СМИ, покупка «ЛОМов» для создания благостного образа чиновников и формирование представления об эффективной их деятельности. Это – бесполезная трата народных денег, все научились различать фикции, что, в общем-то, особо и не скрывается… Во всем этом нет места искренности, подлинности, правде.

А между тем мир испытывает потребность в аутентичном, в правдивости взглядов, намерений, искренности отношений. Молодежь рвется в новый мир, открытый, честный и искренний, а старики (в т.ч. ментальные) окутывают ее атмосферой старого мира, искусственного, лживого, затхлого. И эта тошнотворная действительность заставляет молодых людей бежать туда, где меньше лжи и больше подлинного, где меньше симуляций и больше смысла.

Потребность в духовности, искренности, вероятно, обусловлена и углубляющейся техногенностью современного мира, отрывом людей от мира природы. Нынешний человек не желает уступать свои чувства, эмоции, нравственное здоровье. Еще недавно он не пожелал уступать свое физическое здоровье и, теряя необходимость работать физически в рамках профессиональной деятельности, увеличил физические нагрузки. Занятия спортом, здоровый образ жизни стали значимым трендом в жизни современного общества. Теперь пришла очередь вернуть духовную «форму»: чувства, эмоции, искренность, подлинность. И метамодерн характеризуется именно этической доминантой.

Избегая крайности, маятник метамодерна обусловил и отношение к цифровым технологиям. Люди не хотят допустить их всепроникающей зависимости, подсознательно стремясь ограничить их проникновение во все сферы жизни в ущерб здоровому общению и т.д.

Принципиально важная этическая составляющая метамодерна определяет и его этические цели. Отсюда внимание к вопросам нравственности, искренних отношений, открытости миру, экологии, к людям с повышенными потребностями и т.д. Метамодерн реагирует на актуальные проблемы, стремится влиять на состояние социума, порождать новые смыслы, двигать мир вперед.

Мы живем в интересное время. Движение начинается. Мир уже отрывается от инерции ХХ века и стремительно меняется. Происходящее необходимо осознавать, чтобы понимать, в каком мире будут жить следующие поколения, и к чему их следует готовить.

(Продолжение следует).

• 51
• 42