Зачем прокуратура рвется к следственным полномочиям?

14 февраля, 2022

«Создание ГСК (государственного следственного комитета) при Генпрокуратуре РК, как того требует сейчас председатель Агентства РК по противодействию коррупции Марат Ахметжанов, приведет к очередному конфликту интересов в правоохранительных органах», – считает известный алматинский адвокат Жан Кунсеркин.

– Если судить по предыдущему опыту, то каких-то изменений реформаторского толка ни создание (1995 год), ни затем ликвидация (1997 год) государственного следственного комитета правоохранительным органам Казахстана не принесли, – утверждает он. – Их реформирование, на мой взгляд, должно стать частью, вернее, даже главной целью и задачей судебно-правовой реформы, чтобы обеспечить судам независимость и беспристрастность. Так как заменить весь судейский корпус республики невозможно, то адвокатское сообщество Казахстана давно уже предлагает расширять компетенцию суда присяжных. Его необходимо подключать там, где срок наказания свыше пяти лет, а действовать он должен не по ограниченному списку, а по всему перечню тяжких и особо тяжких преступлений без исключения.

Практика показывает, что присяжные видят больше нарушений в работе следственных и дознавательных органов, поэтому в судах с их участием выносится больше оправдательных приговоров. Такая независимая судебная система в любом случае будет влиять на качество досудебного расследования.

В XIX веке благодаря суду присяжных в России поменялся весь комплекс отношений, регулируемых законом. Судебная реформа в этой стране вышла тогда на такой уровень, что до сих пор адвокатов, которые тогда работали (например, Федора Плевако), мы воспринимаем как эталон профессионализма.

Что касается той реформы, о которой сейчас идет речь в нашей стране, то от перетасовки старых кадров из одной колоды в другую поменяется разве что количество начальников в органах следствия, причём, не принципиально.

Когда в 1995 году создавали государственно-следственный комитет, то брали в качестве примера Америку. Говорили, что там есть специальный следственный орган – федеральное бюро расследований (ФБР). Однако те, кто, опираясь якобы на опыт этой страны, внедрял ГСК, видимо, не знали, что в Америке существует двухуровневая система расследования преступлении. В случаях, когда речь идет о кражах, убийствах и прочем, следствие ведется местной полицией – города, штата, графства и т.д. Но крупные финансовые преступления, теракты, организованная мафия (Cosa Nostra, например) считаются преступлениями против всего народа Америки, и этим обычно занимается Федеральное бюро расследований. То есть оно, как составная часть министерства юстиции США, является отдельным следственным органом, который стоит на защите законов, действующих на уровне всей страны, а не отдельно взятого штата. И то между ними всегда идут споры по юрисдикции.

Поэтому прошлый опыт создания ГСК в Казахстане был какой-то не очень аргументированный и убедительный. То, что сейчас его предлагают возродить при Генеральной прокуратуре, думаю, ни к чему хорошему не приведет. Органы следствия должны быть отдельно от органов государственного обвинения. Это аксиома. Прокуратура должна представлять в суде те дела, которые, как она считает, были законно рассмотрены. Кстати, она у нас до сих пор действует в том формате, в котором существовала в царской России, окраиной которой Казахстан когда-то был. Там прокурор, осуществляя надзор, действительно, был представителем государства в суде. И хотя у нас всё время пытаются реформировать прокуратуру, менять департаменты на службы, службы – на департаменты, суть самого прокурорского надзора от этого как-то не меняется.

Что такое вообще прокуратура в наших условиях? За 30 лет в независимом Казахстане так до конца и не определили ее задачи на теоретическом уровне, компетенцию при отправлении правосудия. То увеличивают ее компетенцию, то снижают вместо того, чтобы брать передовой зарубежный опыт, где прокурор работает в плотной связке с органами расследования. Там он сам решает, какое дело внести в суд, чтобы выступить перед судьей или коллегией присяжных, и будет ли он в суде или до суда заключать процессуальную сделку или же поддерживать обвинение в процессе. Очень часто прокурор склоняется к тому, чтобы заключить заранее сделку с обвиняемым, чем рисковать в суде, где того, может быть, суд присяжных оправдает. Поэтому в той же Америке очень развит институт процессуального соглашения. Вспомним нашумевшее дело звёзды американского футбола и актера О.Джея Симпсона. Все знали, что именно он совершил убийство двух человек, однако суд присяжных умудрился его оправдать. Почему так произошло? Потому что главный постулат американского правосудия – лучше оправдать одного виновного, чем осудить 10 невиновных. И второй постулат – пусть погибнет мир, но свершится правосудие. Эта написанная на латыни фраза висит во всех судах Америки.

То есть, пока мы не создадим независимое правосудие, можно сколь угодно менять название следственных органов, объединять и разъяснять их, но ничего от этого не изменится.

Чтобы показать, как работает следствие сегодня, перейду к конкретному примеру, связанному с моим подзащитным. Ислама Палмагамбета задержали 6 января возле торгового дома «Москва», прострелив при этом ногу. Истекающего кровью человека доставили в Больницу скорой медицинской помощи Алматы только 7 января. Там он пролежал 2 дня, а 9 января в больницу ворвался СОБР и, избив всех находящихся там раненых людей, предъявил им стандартную квалификацию – участие в массовых беспорядках. Чтобы забрать неходячих людей в ИВС, их заставляли добираться ползком по асфальту. У моего подзащитного разбитое и ободранное колено здоровой ноги до сих пор не зажило. У этих полицейских не хватило духу защищать наши улицы и акимат, а вот в отношении фактически беззащитных людей они проявили редкий садизм. Это, на мой взгляд, является последствием преступного по сути приказа – стрелять на поражение без предупреждения.

Состояние моего подзащитного на момент моей с ним встречи у него было ужасное. Его сейчас выпустили под подписку о невыезде, иначе в лучшем случае он мог потерять ногу, а в худшем – погибнуть.

Так вот, задержание в отношении Ислама Палмагамбета было оформлено только 12 января, в протоколе указано, что фактически он задержан 11 января, то есть с 9 по 11-е число он находился как бы в безвоздушном пространстве. Протокол первого допроса куда-то пропал, а на втором допросе 12 января мой подзащитный заявил, что 9 января подвергался в ИВС пыткам. После этого прокуратура возбудила уголовное дело по пыткам, где признала его потерпевшим. Сейчас оно передано для дальнейшего расследования в антикоррупционную службу, чтобы, видимо, обеспечить объективность и избежать конфликта интересов между правоохранительными органами.

В связи с этим вопрос: если сам следственный орган не сможет вести уголовное дело, но тогда кто должен реагировать на нарушения со стороны этого органа? Пока у нас для этого имеется прокуратура, но она сейчас, преследуя чисто ведомственный интерес, сама рвётся иметь следственные полномочия в своем составе.

Именно поэтому адвокатское сообщество настаивает на срочном расширении подследственности суда присяжных, который, работая даже по ограниченному кругу особо тяжких преступлении, уже доказал свою эффективность. И формат его работы тоже необходимо поменять, чтобы исключить самого судью из жюри присяжных. В классической схеме такого суда, присяжные сами без участия судьи принимают решение о невиновности или виновности подсудимого, а у нас в этом участвует еще и судья.