Серик Ахметов как живой пример «корпоративного дарвинизма»?

7 сентября, 2017

Восьмой премьер-министр Казахстана через две недели выходит на свободу. Акт политического гуманизма юридически оформлен, но какой воспитательный эффект несет в себе решение суда?

Не прошло и двух лет, из первоначально назначенных судом десяти, как Абайский районный суд Карагандинской области заменил неотбытую часть срока бывшему главе правительства Серику Ахметову на ограничение свободы.

Таким образом, суд пошел навстречу ходатайству заключенного Ахметова. Неотбытая часть – четыре года и один неполный месяц – предполагает, что на это время некогда высокопоставленный чиновник, а в понимании обыкновенного казахстанца – просто политический небожитель, будет поднадзорен, ограничен в свободах, но не изолирован от общества.

Серик Ахметов – единственный глава правительства Казахстана, который получил реальный срок за ряд коррупционных деяний: «присвоение или растрату вверенного чужого имущества», «незаконное участие в предпринимательской деятельности» и «злоупотребление должностными полномочиями».

Первый срок – 10 лет – ему урезали на два года после того, как Ахметов возместил причиненный ущерб. Сумма компенсации в 2,2 миллиарда тенге, кажется, мало кого удивила в Казахстане. В самом начале года срок Ахметову сократили по амнистии, а та самая «неотбытая часть» была секвестирована на год и семь месяцев. Дальнейшая логика подсказывала, что не за горами очередной акт высокого гуманизма.

По месту отбывания наказания экс-премьер характеризовался исключительно. «За время содержания в местах лишения свободы Ахметов зарекомендовал себя положительно примерным поведением. Он исполнял все правила внутреннего распорядка, активно участвовал в общественной жизни колонии, имеет ряд поощрений», – сказано в решении суда…

Арест, суд и приговор бывшему главе исполнительной ветви власти несколько озадачили обыкновенно далекую от тонкостей внутриполитической жизни часть казахстанской публики. Действительно, на общем фоне старожилов казахского политбюро Серик Ахметов, казалось, не вызывал особых вопросов и ничем, вроде бы, не притягивал внимание.

Комсомолец, совпартработник, номенклатурщик, верный нуротановец, «крепкий хозяйственник» – биография из разряда «ничего из ряда вон, тем более, выдающегося». Поэтому громкий процесс, как причину, списали на непубличные разборки политических кланов и, как следствие, уже на кампанию по борьбе с коррупцией.

Вообще, смягчение наказания и дальнейшее тихое освобождение казнокрадов самого разного масштаба и уровня – это такой последовательный политический тренд в Казахстане. Неизбежное движение власти в эту сторону казахстанцы наблюдают давно и пассивно, что отнюдь не укрепляет и без того крайне невысокую степень веры населения в закон.

«Конечно, я рад за бывшего премьер-министра. Потому что я рад за любого человека, который выходит на свободу, – говорит в экспресс-комментарии Exclusive.kz казахстанский правозащитник Евгений Жовтис. – Тюрьма – не самое лучшее место для времяпрепровождения. Но, вместе с тем, хотелось бы юридического единообразия и равенства, чтобы гуманность была не слишком избирательна».

– Тогда, что есть практическая борьба с коррупцией и неотвратимость наказания в Казахстане?

Евгений Жовтис, правозащитник

– Замечательный российский сатирик Виктор Шендерович сказал, что в постсоветском пространстве нельзя говорить о борьбе с коррупцией, надо говорить про корпоративный дарвинизм. Тут от борьбы с коррупцией только малая частица, а все остальное – это борьба внутри правящей системы, внутриэлитные бои. Тот, кто сильнее поедает того, кто слабее. А дальше идут нюансы. Правовое оформление, срок, который получает то или иное провинившееся лицо, условия отбывания наказания и возможности освобождения: условно, по окончании срока, по амнистии или по помилованию и прочие возможности, которые предоставляет закон.

Вполне очевидно, что в Казахстане по громким делам политика всегда довлеет над правом. А раз политику в стране определяет одно лицо (президент страны), то, соответственно, оно же определяет опосредованно правоприменение. Это означает, что из неких высших политических соображений так действовать лучше и правильней. Это сигналы всей элите. В том числе, персональные сигналы. Политическое решение, которое потом ровно также, как и в случае с самим приговором, оформляется юридически.

– Что это могут быть за сигналы?

– Насчет того, какого рода эти сигналы, конечно, надо спрашивать у того, кто их подает. Если же говорить серьезно, то мы на протяжении длительного времени наблюдаем внутриэлитные схватки. В какой-то период эти схватки обостряются, особенно на фоне роста перспектив транзита власти. Сигналы центра принятия решений группам, регионам о том, что нет цели обязательно закатать всех в асфальт, что гуманизм вероятен. Особенно, если возместишь ущерб, раскаешься, повинишься. То есть это, может, не один сигнал, а совокупность целевых сигналов разным адресатам и по разным поводам. Такой себе «нормальный», «рабочий» внутриэлитный процесс.

Наблюдатель же или обыватель выносит из всего этого, что надо беречь свой чуб, нужно быть осторожней. Он еще раз убеждается в том, что от него мало что зависит и здесь право не работает, так что не приведи попасть в какой-нибудь неожиданный «замес». И продолжает дальше наблюдать.

– Эра милосердия без воспитательного эффекта?

– Поскольку коррупция в Казахстане явление системное, то сам вопрос: «Можно ли продолжать втихую воровать дальше?» риторический. Тут важно «удастся вовремя увернуться или нет, а, если не получилось увернуться и избежать тюрьмы, то есть ли реальный шанс на политический гуманизм». Видимо, шанс на такой гуманизм в стране существует. И довольно большой.