Как остановить усиление конфликта между США и Китаем?

Экономическая и внешняя политика президента США Джо Байдена может быть и представляет собой резкий разрыв с политикой его предшественника Дональда Трампа, однако в отношениях с Китаем Байден в основном продолжает жёсткую линию Трампа. Например, он отказывается отменить проведённое Трампом повышение пошлин на китайские экспортные товары и предупреждает о возможности новых штрафных мер во внешней торговле.

Причина этого в общем ужесточении отношения США к Китаю. Недавно журнал «Foreign Affairs» задал ведущим американским экспертам вопрос: а не стала ли американская «внешняя политика слишком враждебной в отношении Китая»? Почти половина респондентов (32 из 68) заявили, что не согласны (или совершенно не согласны) с этим утверждением, что позволяет сделать вывод о желании ещё сильнее ужесточить позицию США в отношениях с Китаем.

Для экономистов, которые склонны смотреть на мир как на игру с позитивной суммой, такой подход является загадкой. Государства мира могут улучшить собственное положение и положение других стран, сотрудничая и избегая конфликтов.

Наиболее очевидным примером применения этого принципа являются доходы, получаемые от внешней торговли (это азы для профессиональных экономистов). Как правило, любой стране выгодно открывать свой внутренний рынок для других стран. Но та же самая идея распространяется также и на политическую сферу, где могут возникнуть противоречия между внутренними и глобальными интересами. Да, страны могут проводить политику по принципу «разори своего соседа», например, ограничивая доступ к внутреннему рынку ради улучшения условий торговли, или даром потреблять глобальные общественные блага, например, проводимую другими декарбонизацию. Но не будет ли лучше, если бы они воздерживались от подобных действий для того, чтобы положение всех коллективно улучшилось?

Напротив, геополитические стратеги склонны смотреть на мир как на игру с нулевой суммой. Национальные государства конкурируют за власть, то есть способность подчинять других своей воле и без помех преследовать собственные интересы, а власть неизбежно является сравнительной. Если у одной страны больше власти, тогда у конкурирующей страны власти будет неизбежно меньше. Подобный мир всегда конфликтен, и в нём великие державы (например, США) и державы, находящиеся на подъёме (например, Китай), конкурируют за региональное и глобальное доминирование.

В недавней статье Джон Миршаймер из Чикагского университета решительно выразил это мнение. Миршаймер был в числе тех опрошенных «Foreign Affairs» экспертов, которые были совершенно не согласны с идеей, будто американская политика стала, возможно, слишком враждебной в отношении Китая. «У всех великих держав, и не важно, демократические они и нет, – пишет он в этой статье, – практически нет иного выбора, кроме как конкурировать за власть, и, по сути, это игра с нулевой суммой». Выводы для американо-китайских отношений печальны: Китай неизбежно будет хотеть расширения своей власти, а у Америки нет иного выбора, кроме как пытаться его сдерживать. Подобный подход к проблеме бросает серьёзный вызов экономистам и всем остальным, кто верит в реальность стабильного, мирного и в основном готового к сотрудничеству мира, где США и Китай могут вместе процветать.

«Реалистичные» теоретики международных отношений, подобные Миршаймеру или моему коллеге по Гарвардскому университету Стивену Уолту, совершенно правы, оспаривая «либеральную» убеждённость в том, будто открытый рынок США и основанная на правилах система многосторонних отношений позволят сделать Китай «больше похожим на нас». Американская политика взаимодействия с Китаем, которая проводилась вплоть до прихода к власти администрации Трампа, наверное, помогла Китаю стать богаче, но она не сделала эту страну ни более демократической, ни менее склонной конкурировать за власть и влияние.

Но действительно ли решительно иная экономико-политическая система Китая и его собственные стратегические интересы подразумевают неизбежный конфликт с Западом? Возможно, нет. Аргументы реалистов о примате силы опираются на предположения, которые нуждаются в определённой коррекции.

Во-первых, хотя государства могут отдавать главный приоритет национальной безопасности и выживанию в ущерб всему остальному, существует большая разница между достижением этих узких целей и максимальным увеличением власти. Америка может быть защищена от уничтожения или вторжения даже без военного присутствия на каждом континенте. Историк Стивен Вертхайм доказывает, что экспансионистская концепция американской внешней политики всегда соперничала с более сдержанным подходом, на который ошибочно и презрительно поставлено клеймо «изоляционизм». Территориальная целостность Китая будет оставаться неоспоримой даже без бряцания оружием в отношениях с соседями. А выше минимального уровня безопасности стремление к власти начинает конкурировать с другими национальными целями, в том числе внутриэкономическим процветанием, которое требует менее агрессивного поведения на мировой арене.

Да, действительно, как любят указывать реалисты, миру не хватает того, кто бы следил за соблюдением правил. Не существует мирового правительства, которое бы гарантировало, что все государства действуют в соответствии с правилами, в принятии которых они могут быть заинтересованы, но могут быть мало заинтересованы в их соблюдении. Это мешает сотрудничеству, но не исключает его полностью. Теория игр, опыт реального мира, лабораторные эксперименты – все это указывает на то, что принцип взаимности стимулирует сотрудничество. Контролёр со стороны не всегда нужен для того, чтобы стимулировать поведение в духе сотрудничества при постоянно повторяющихся контактах.

Наконец, это правда, что неопределённость и риск ошибочного понимания намерений других стран осложняет перспективы международного сотрудничества между великими державами. Чисто оборонительные меры (экономические или военные), скорее всего, будут восприняты как угрозы, которые будут накапливаться в порочном круге эскалации. Но эту проблему тоже можно до некоторой степени смягчить. Как мы с Уолтом доказываем, помочь мог бы механизм отношений, содействующий коммуникациям и стимулирующий взаимные объяснения действий, которые могут быть неверно истолкованы другой стороной.

Миршаймер скептически относится к идее, будто креативный подход к институциональному строительству может что-либо серьёзно изменить. «Движущая сила, стоящая за [американо-китайским] великодержавным соперничеством, является структурной, – пишет он, – а это означает, что проблему нельзя решить умными политическими мерами». Но структура не до конца определяет равновесие в сложных системах, где определение национальных интересов, осуществляемые стратегии, а также доступность действующим лицам информации в определённой степени зависят от нашего собственного выбора.

Структура великодержавного соперничества может исключать возможность мира любви и гармонии, но она не обязательно требует мира неугасимого конфликта. Она не делает невозможными мириады альтернатив, существующих между этими двумя крайностями. Структура – это не предначертанная судьба: мы сохраняем агентность, чтобы сформировать лучший (или худший) миропорядок.

Дэни Родрик – профессор международной политэкономии в Школе государственного управления им. Джона Кеннеди, президент Международной экономической ассоциации, автор книги «Откровенный разговор о торговле. Идеи для разумной мировой экономики».

Copyright: Project Syndicate, 2021. www.project-syndicate.org

• 49
• 52