Последний из могикан

Совсем недавно вышла книга воспоминаний Амангельды Шабдарбаева «Выбор, который я сделал». Первый руководитель Службы охраны Президента, экс-председатель КНБ, он начинал свою карьеру в охране Динмухамеда Кунаева, культовой фигуры для современной истории Казахстана. Сегодня мы публикуем отрывки из этой книги, вышедшей ограниченным тиражом.

«…Когда Аман Шабдарбаев впервые сопровождал Д. А. Кунаева в Москве, тот, после визита к Громыке, провел для своего охранника маленькую экскурсию по ЦК, рассказал, что и где было, показал бывший кабинет Сталина, потом зашел в маленький кабинет к инструктору ЦК, курировавшему Казахстан. Когда они вышли вместе, Кунаев показал на Амана инструктору и попросил: «Мой прикрепленный новенький, смотри, чтобы он не потерялся». Они пошли вперед, завернули за угол и исчезли. Шедший за ними А. Шабдарбаев потерял их из виду и начал растерянно метаться по бесконечным коридорам ЦК. В итоге он не только не нашел партийного босса, но и заблудился сам. Случайно нашедший его инструктор был очень раздражен. Он подвел его к какой-то двери и сказал, что Димаш Ахметович там. Аман успокоился и стал ждать. Прошло очень много времени, и он решился заглянуть в кабинет. Пот мгновенно прошиб его, когда оказалось, что это был огромный накопитель. Он побежал через него в приемную, но там ему сказали, что Кунаев давно ушел; оказывается, он спустился на внутреннем лифте. Это был конец. Конец еще не начавшейся карьеры. Уже ни на что не рассчитывая, Аман вышел на улицу и не поверил своему счастью — там стояла машина Димаш Ахметовича с водителем. Выяснилось, что водитель уже отвез Димаш Ахметовича в посольство, и тот отправил машину за ним. За своим охранником…

Когда они приехали в посольство, по всему зданию метался его начальник. Он был в полном недоумении, почему Д. А. Кунаев вернулся один, но спрашивать у него, конечно же, не решался.

Шабдарбаев не стал ему ничего объяснять, решил: дойду до Димаш Ахметовича, а там будь что будет. Кунаев сидел в очках, что-то листал, поднял глаза и спросил: «Что такое? Что-то случилось? Все нормально?» И лейтенант Шабдарбаев понял, что все хорошо. Подбежавшему к нему начальнику он небрежно сказал, что Кунаев дал ему поручение и он остался.

Это только один из эпизодов, говоривших о том, как легендарный человек относился к людям. В выходные они вместе ужинали, бродили по дому, он смотрел телевизор. «Другие ребята садились вместе с ним за стол, а я не решался, — вспоминает Аман Смагулович. — Иногда летом от жары задремлешь, он тогда тихо проходил мимо, чтобы не разбудить. […]

Из воспоминаний А. С. Шабдарбаева

«Мы как-то поехали на съезд, там было много народу, и когда он закончился, все вышли вместе, и начали подъезжать машины. Я быстро подал пальто Д. А. Кунаеву и начал продвигаться вперед, а он мне говорит: «Не торопись». Я был там впервые и не знал, что была своя последовательность подачи машин. Мы уехали четвертыми. Потому что Д. А. Кунаева очень уважали в Москве. Когда мы приезжали в Москву, он знал поименно всех водителей, охранников, привозил им угощения, его очень любили. Когда он ездил по стране, всех, кто мог с ним поговорить, инструктировали, чтобы никто не просил квартиру, потому что если кто-то наберется наглости и попросит, то Д. А. Кунаев ему не откажет.

И еще одна примечательная деталь. Вот, например, первый секретарь Украины Щербицкий никогда не ходил к заместителю Тихонова — это было ниже его достоинства. А я этого не понимал и недоуменно спрашивал у Димаш Ахметовича: «Почему Вы, член Политбюро, сами ходите к простому инструктору? Вот Щербицкий себя уважает — не опускается даже до заместителя Тихонова». И тогда Димаш Ахметович сказал: «Аманбай, все большие дела свершаются внизу. Я от этого меньше не стану, зато для Казахстана добьюсь дополнительных льгот, финансирования…» Он приходил к инструктору, все ему показывал, объяснял, решал все вопросы, а потом, когда уже доходило до протокола, уже официально заходил к Тихонову, пил с ним вместе чай, и у нас появлялись дворцы, вокзалы и музеи…»

[…]Тишина обрушилась на них внезапно. Телефон, номер которого был когда-то самым престижным в стране, замолчал. В первые месяцы опалы Д. А. Кунаев подходил к телефону, слушал трубку и говорил: «Нет, все нормально — телефон работает». Придворная знать разбежалась. Разогнали всех, вплоть до водителя. Опальному политику уже не полагалась охрана. Когда Аман перед отъездом в Кокчетав, куда его отправили работать после известных событий, пришел попрощаться с Димашем Ахметовичем, дом был пуст, как глаза его хозяев, никто не приходил, даже родственники. Тогда Аман сказал: «Я останусь…» В тот же день он написал рапорт, попросив по возможности оставить в Алматы на любой рядовой работе или вообще уволить. Увольнение затянулось, его отправили в Кокшетау, ему пришлось метаться между семьей, домом Кунаева и работой. Тогда он подал повторно рапорт об увольнении и уже окончательно ушел из органов.

Димаш Ахметовичу тогда было 74 года. Было совершенно ясно, что он больше не вернется. Развал Союза не предполагался даже в самых безумных снах.

Начался другой кошмар: Д. А. Кунаева начали таскать по допросам. На бывшего секретаря КПСС теперь валили всё. Доходило до абсурда. Как-то проверяли одно охотничье хозяйство, не хватило пять чучел фазанов, и директору посоветовали: «Скажи, что Кунаев забрал».

У него была большая коллекция зажигалок и оружия. Зная об этом, ему дарили оружие многие: Эрих Хоннекер, Николай Чаушеску, Махатма Ганди, Фидель Кастро, Леонид Брежнев, Николай Громыко, посол США в СССР и другие. Даже Нурсултан Абишевич подарил ему как-то очень ценный нож.

Оружие было разное, и нарезное, и гладкоствольное. Перед уходом с работы Д. А. Кунаев подарил каждому из своих комиссаров на память по гладкоствольному ружью, а нарезные сдал в МВД, где ему дали квитанцию, удостоверяющую факт их передачи.

Позже, когда открылся музей Д. А. Кунаева, Шабдарбаев вернул все эти ружья. А когда стало известно об уходе первого секретаря, Красиков, управляющий делами Совмина, не знал, куда девать многочисленные бюсты партийных деятелей, фотографии, портреты, альбомы, остававшиеся после Кунаева в задании ЦК КПСС Казахстана. Тогда Амангельды Смагулович загрузил их в два грузовика, и его мама четыре года хранила их в сарае, изредка раздавая портреты и бюсты соседям. Потом их собрали и вернули в музей.

[…]Он разделял забвение с Кунаевым пять лет. Вплоть до окончательного развала гигантской империи. Впервые телефон проснулся спустя два года после летаргии. Потом бывшего члена Политбюро, первого секретаря ЦК Компартии Казахстана стали робко приглашать в гости, он выпустил две книги. Когда умерла Зухра Шариповна, присылали венки без подписи. И только после того, как Нурсултан Абишевич пришел выразить соболезнование, венки стали подписывать. Так, понемногу, к Д. А. Кунаеву возвращались люди.

Но даже в самые сумеречные времена, когда его оскорбляли и поливали грязью наиболее усердно те, кто обязан ему своим возвышением, он никогда не опускался до ответов на грязные выпады, хотя настроение его заметно падало. Все это он воспринимал скорее с горьким снисхождением. Олжас Сулейменов говорил: «Чего Вы боитесь, расскажите всем правду, ведь Вам уже 80 лет!» Да и Аман не понимал его излишней, как ему тогда казалось, щепетильности. На что Д. А. Кунаев отвечал: «Зачем? Они все это делали по незнанию, по неопытности, да и время было такое. Вот напишу я плохо о человеке, о том, что было в прошлом… Пройдут года, а книга-то останется, ее прочтут его дети, внуки, правнуки, а они-то ни при чем». Вот так.

Жизнь сама потом все расставила по местам. Как-то на поминках Димаша Ахметовича слово взял Заке, один из тех, кто не стеснялся «разоблачения перегибов на местах». Он вспоминал о том, каким Д. А. Кунаев был замечательным человеком и соратником. Это был уже старенький, сильно подрастерявший былое влияние и амбиции человек, и тогда Амангельды Смагулович подумал, что и в этом прав оказался Д. А. Кунаев, когда не стал называть ни постыдных имен, ни постыдных событий в своей книге воспоминаний. Он был выше этого. А может быть, дело еще и в том, что уже мало кто помнит, что его уже однажды, при Хрущеве, снимали с должности первого секретаря. И опыт так называемого человеческого «сочувствия» он уже имел[…]

Из воспоминаний А. С. Шабдарбаева

«Я всегда удивлялся мудрости Димаш Ахметовича. Только спустя годы я понял, что он слишком многое пропустил через себя. Он лично видел, как снимали Хрущева, как все это начало затеиваться за его спиной, как тот упал на диван и ему стало плохо, как потом его поливали грязью. Потом Зухра Шариповна рассказывала, что был некий Бабкин, управляющий делами Совета Министров, человек очень злой, жесткий, но хороший хозяйственник. Так вот, когда сняли одного председателя Совмина, Бабкин на следующий же день вышвырнул всю его семью с дачи. А Димаш Ахметович, узнав об этом, тут же дал тому квартиру. Он многое знал о людях…».

Когда Д. А. Кунаева снимали, ему предъявили следующие обвинения. Первое — что он провел за счет государства свое 70-летие, второе — хищение оружия, третье — что в Караганде из гостиницы «Космос» он сделал себе офис. Когда он готовился писать ответ, он написал Коркину, который на момент строительства этой гостиницы был первым секретарем Караганды, а в это время был уже заместителем министра угольной промышленности СССР. И тот написал: «Уважаемый Димаш Ахметович, строительство гостиницы не имеет никакого отношения к приписываемому Вам офису. Я подтверждаю, что никакого офиса у вас там не было. С уважением, зам. министра угольной промышленности Коркин».

Потом его обвинили в том, что ему подарили какие-то золотые часы. Он сделал запрос всем членам Политбюро, в том числе и Горбачеву, и получил справку о том, что все они получили точно такие же часы в подарок. Вопрос сняли.

Обвинение в хищении ружья тоже сняли — Зухра Шариповна сохранила все квитанции о том, что за него были заплачены деньги. Жена первого секретаря, уже пережив всё это однажды, обязательно оплачивала все расходы сама и тщательно хранила все квитанции и документы. Когда она предъявила их толстую кипу, даже члены комиссии пережили нечто вроде стыда. Так что супруги уже знали, как это бывает, и были готовы ко всему.

Зато Д. А. Кунаев поразительно детально владел цифрами. Он по праву гордился тем, что за период его пребывания на посту первого секретаря ЦК Компартии экономика Казахстана выросла в восемь раз, виртуозно владел статистикой, знал, насколько и за счет чего выросло население. Ревниво следил и работал над тем, чтобы в Казахстане постоянно росло количество заслуженных артистов, мастеров искусств, заслуженных писателей, ученых, мастеров спорта, помня их всех поименно даже уже на пенсии. Он точно помнил, насколько за 25 лет выросло поголовье животных и птицы, сколько и где было возведено жилых и производственных объектов.

Кунаев обладал великим даром — умел прощать. Но при этом проявлял твердость там, где мог позволить себе некоторые слабости.

Однажды один человек преградил дорогу кортежу Д. А. Кунаева и бросил ему в окно машины письмо. В письме он написал о том, что живет с четырьмя детьми в кочегарке, ему не дают квартиры, потому что он должен пять лет быть прописанным в Алма-Ате. Письмо передали в канцелярию и отправили вежливый ответ, что требование это вполне законно и ничем ему помочь нельзя. Д. А. Кунаев, поинтересовавшись о судьбе этого письма и узнав о содержании ответа, изрядно рассердился: «Какие пять лет?! Ведь человеку негде жить!» Он понимал, что только полное отчаяние могло подтолкнуть человека на такой шаг, и распорядился выделить ему жилье немедленно.

[…]Говорят, что по-настоящему человек виден в мелочах. Именно в мелочах человек бывает искренен. Когда архитекторы представляли Д. А. Кунаеву проект какого-то дома на утверждение, он спрашивал: «Какая кухня?» — «Пять квадратов». — «Вы что? У нас такие хозяйки, им же там не развернуться!» — «А у нас бюджет не позволяет». — «Я добавлю из своего фонда два миллиона, придумайте что-нибудь, но сделайте, чтобы кухня была хотя бы девять квадратных метров». В то время даже проекты вновь строящихся домов надо было согласовывать с Москвой. И он начинал придумывать еще что-то, архитекторы заражались его энергией, вдохновлялись, улучшали проекты, а он их хвалил и говорил: «Жарайсын! Молодец! Умница! Сделайте так, чтобы через 50–100 лет нас не ругали! Все это в ваших руках».

Когда собирались сдавать музей Ленина (сейчас это здание Резиденции Президента в Алматы), его не подпускали к макету, потому что он вновь и вновь вносил свои корректировки. Кстати, ему сильно влетело за Государственный музей, за автовокзал, за баню «Арасан», упрекали за гигантоманию, говорили, что лучше уж тогда строить жилье, а он продолжал настаивать на своем: «В Ленинграде тоже остро стоит квартирный вопрос, но этот город славится своими фонтанами, строить которые не прекращали даже во время войны. У нас очень много музейных экспонатов, их некуда девать, музей нужен». А потом он придумал назвать его музеем имени В. И. Ленина и в узком кругу довольно потирал руками и говорил: «Пусть попробуют не утвердить музей с таким именем…»

Из всех поездок он привозил проекты понравившихся ему интересных зданий. Идею строительства Дворца пионеров он привез из Чехословакии. А легендарный «Арасан» был построен под его личным контролем как реализация его мечты построить уникальный оздоровительный комплекс, аналогов которому нет во всем мире. И за все эти проекты его сначала долго и изрядно критиковали, а теперь вспоминают с признательностью.

Он очень критично рассматривал каждый объект. Как-то один из партийных секретарей решился ему возразить, отчаявшись утвердить макет. Но Д. А. Кунаев проявил свойственную ему в таких случаях твердость: «Смотри, с этой крыши вода потечет прямо на стену, она же ее пробьет! Или человека убьет. Можете еще шесть месяцев делать, но я не пропущу, пока не сделаете нормальный проект!» Амангельды тогда в первый раз услышал, как ругается Димаш Ахметович. И в первый раз видел, как приближенные посмели ему перечить. Видимо, чувствовали его скорый уход.

«Когда он ушел на пенсию, у него не было ни дачи, ни машины, — вспоминает Амангельды Смагулович. Мы решили купить ему машину «Волгу», узнав, что к тому времени они начали сильно дорожать. Мы успели написать письмо Президенту с ходатайством. У него в кассе было 35 тыс. рублей, на которые он выписал на меня генеральную доверенность. Тогда писалось так: «Я, Д. А. Кунаев, даю генеральную доверенность Шабдарбаеву А. Он от моего имени имеет право подписывать любые контракты и договора и пользоваться моим имуществом и моими средствами». Я жалею, что не оставил себе копию на память. Так, после покупки белой «Волги» денег у него почти не осталось. Остатки я потратил на выкуп квартиры, в которой он жил».

Спустя годы в дом Д. А. Кунаева началось паломничество. Казахи, особенно приехавшие из-за границы, поклонялись ему и почитали за честь увидеть его, а уже тем более поговорить. Наиболее удачливым даже удавалось с ним сфотографироваться. За рубежом казахи считали его святым, недосягаемым человеком.

Когда ему исполнилось 80 лет, он не хотел устраивать шумный юбилей. Его еле уговорили поехать в Баканас, пообещав, что будет не более двадцати человек. Когда они туда приехали, машину окружили со всех сторон и, приподняв, оторвали от земли, а потом по ходу движения весь путь был устлан живыми полевыми цветами. Собрались сотни людей, устроили концерт, подарили белого коня. А он все говорил: «Не утруждайтесь, не собирайте много людей, не беспокойте ребят, это все не нужно. Главное, чтобы народ хорошо жил. Я всем доволен».

Из воспоминаний А. С. Шабдарбаева

«Вопреки распространенному мнению, отношения между Кунаевым и Назарбаевым были не такими однозначными, как сейчас принято считать. Со свойственной ему сдержанностью Кунаев никогда не говорил об этом открыто, но всегда видел в Нурсултане Абишевиче наиболее подготовленного преемника. Даже после критики в свой адрес они продолжали между собой с супругой называть его «бала», и относились как к сыну. А когда после известного конфликта Зухра Шариповна расстроилась, Кунаев успокоил ее, сказав: «Ничего страшного, он просто погорячился», и не давал ей говорить о нем плохо[…]

Когда я стал начальником личной охраны, мне довелось сопровождать Нурсултана Абишевича в Турцию. Как-то в один из относительно свободных дней мы были на море, он был с семьей. Я тоже был на пляже, видимо, задумался и смотрел в никуда. Нурсултан Абишевич, оказывается, наблюдал за мной. И когда я поймал на себе его взгляд, он спросил, все ли со мной хорошо и о чем мои думы. Мы разговорились, потом он спросил о Д. А. Кунаеве, и я сказал: «За все время, что я был с ним, он ни разу не сказал о Вас плохо. Вам надо встретиться и поговорить. Торгайдын жасындай жасы калды ғой…» Он ответил: «Я сам об этом думал…»

• 64
• 64