Боливар не вынесет двоих
Поддержать

Боливар не вынесет двоих

Exclusive продолжает серию дискуссий ведущих экспертов об итогах правительственной антикризисной программы. В прошлом номере мы опубликовали точку зрения алматинских экспертов. На сей раз – репортаж из Астаны.


Арыстан Есентугелов, профессор, доктор экономических наук, президент Ассоциации экономистов Казахстана:
Сегодня можно без сомнения сказать, что общемировой кризис достиг своего дна. В США впервые активизировалась покупательская способность до 50% – как правило, это является границей между спадом и оживлением. Это первое. Второе – растет деловая активность в Германии и во Франции, причем не только за счет стимулирования автомобильной индустрии, но и за счет экспорта. Это означает, что на него появился спрос. Что касается экспорта казахстанской экономики, то его судьба зависит от ситуации в тех странах, куда мы экспортируем свою продукцию. Наш экспорт составлял 45–47% ВВП до кризиса. Оживление экономики США приведет к оживлению экономик Европы, России, Китая и Украины, куда мы экспортируем свою продукцию. Но на это потребуется время, тем более что экспорт в них продолжает падать. Небольшое, но недостаточное для прорыва, идет оживление экономики Китая.
Казахстанская экономика держится пока за счет абсорбации вложенных средств. Но дело в том, что спрос и розничный товарооборот падают, также, по итогам первого полугодия, продолжает падать экспорт. Однако агропромышленный сектор, телекоммуникации и связь имеют положительный рост, более того, я полагаю, что в третьем квартале мы получим рост экспорта. Такая же ситуация и в России.
Дело в том, что были влиты огромные деньги для стимулирования и поддержки инфраструктуры, занятости населения в те отрасли, которые действительно обеспечивают занятость и внутренний спрос: АПК, инфраструктура, МСБ, долевое строительство. Российские эксперты отмечают, что они пошли по другому пути, направив половину средств на социальную инфраструктуру. Однако оказалось, что данная стратегия не работает, так как население пошло не в магазины, а отнесло деньги в банк на депозиты. Поэтому кризис в России ощущается намного острее, чем в других странах. Если смотреть на страны БРИК, то есть вероятность того, что выпадет буква Р: Бразилия практически закончила рецессию, Китай и Индия в росте, так что падение продолжается только в России.
С моей точки зрения, деньги были направлены наилучшим образом, но вопрос стоит в эффективности их использования, особенно тех денег, которые пошли через банки. Как только деньги попали в банк, они становятся деньгами банка, и он должен нести за них ответственность, поэтому в нынешней ситуации, когда идет огромный невозврат и нет уверенности в завтрашнем дне, они не могут так просто выдавать кредиты. Все банки перевели деньги на депозиты Национального банка. В итоге страдает малый бизнес, который или вообще не может получить кредит, или на жестких условиях. Сейчас вопрос в том, что делать дальше: продолжать вливать деньги или найти другие способы оживить экономику.
Даже если мы сможем выйти из кризиса, остается большой риск того, что деньги, вложенные в экономику, вместе со спросом спровоцируют огромную инфляцию, так как вложенные деньги составляют 14% ВВП. Это первый риск. Второй риск – это угроза девальвации. Растет отрицательное сальдо платежного баланса, у банка очень много долгов, в этой ситуации банки не могут кредитовать экономику на должном уровне. Это основные вызовы, стоящие сегодня перед правительством.


Алихан Байменов, председатель партии «Ак жол»:
Когда правительство столкнулось с проблемами, о существовании которых долго не признавалось публично, оно сформировало программу краткосрочного сглаживания социальных последствий. В то же время многие лидеры говорили о том, что нужно, чтобы Казахстан вышел из кризиса с новой экономикой, структурными изменениями. Но нужно понимать, что основная поддержка была выделена крупным предприятиям, играющим важную роль в экономике. Многие выжили и получили деньги не благодаря своей эффективности, а благодаря своим отношениям с проверяющими органами, государственными чиновниками и так далее. Я согласен, что в нынешних условиях правительство не могло использовать деньги кардинально в других направлениях, однако можно было предусмотреть больше средств на поддержку малого и среднего бизнеса. Ведь если мы рассмотрим вопрос с точки зрения занятости населения, то, конечно, крупные компании получили некоторое преимущество перед МСБ.
Во время кризиса в правительстве работала не только комиссия по антикризисной программе, но и другие структуры, министерства, создали «КазАгро» и так далее, увлекшись распределением денег. При этом правительство забыло про реформы, которые нужно было проводить и до, и во время кризиса. Надо понимать, что инновации зависят от того, существует ли инновационная среда, есть ли условия для реализации новых идей. В этом направлении правительством делается мало, по привычке ограничиваясь созданием очередной структуры, но не созданием механизмов и развитием. У наших чиновников есть уверенность, что руководители министерств, «Самрук-Казыны», «КазАгро» и прочие лучше бизнесменов знают, где лучше построить завод. Они даже лучше знают, на что надо тратить деньги, однако они по определению не могут принимать наилучшие решения, так как они не рискуют своими деньгами. В связи с этим есть сомнения в том, что индустриально-инновационное развитие и через 10 лет даст результаты.
В то же время я считаю, что недостаточно внимания уделяется инфраструктуре. Мы видим, что развитые страны – США, Германия, Франция – в своих антикризисных программах уделяют внимание удешевлению коммуникаций, увеличивая потенциал нации. У нас, наоборот, в этом направлении не принимают никаких шагов. Мы имеем не самые лучшие показатели по Интернету, при этом он у нас один из самых дорогих в регионе. Необходима прозрачная экономика, прозрачные национальные компании, ответственность менеджеров национальных компаний. Например, какова истинная миссия лидера отрасли – «Казахтелекома»? В самом составе акционеров уже заложен конфликт интересов: государство как акционер заинтересовано в том, чтобы у населения была доступная связь, частные акционеры заинтересованы только в прибыли. При этом частные акционеры являются совладельцами магистральных сетей. И таких парадоксов очень много. Есть очевидные вещи. Например, можно принять улучшенный закон «Об управлении государственной собственностью» и «Об ответственности совета директоров». Мы же видим, что советы директоров у нас принимают решения, но ни за что не отвечают. Ну а про административную реформу, по-моему, вообще забыли.
Мы все понимаем, что государственные инвестиции и государственные закупки – идеальная среда для расцвета коррупции. Однако по ним не принимаются меры по прозрачности. Наоборот, два года назад приняли закон «о государственных закупках», который стал еще более коррупционным, выведя из-под своего влияния национальные компании и холдинги, то есть основную массу закупок. Есть и другие проблемы, с решением которых правительство запаздывает. Как, например, в случае, когда иностранным компаниям, работающим в Казахстане, предлагают держать свои деньги в Казахстане. Мне кажется вполне логичным начать с аналогичного требования к нашим крупным компаниям. Если требовать прозрачности у иностранцев, то сначала надо добиться прозрачности от национальных компаний.


Джошуа Бадах, эксперт проекта Европейского союза «Содействие в развитии стратегического диалога»:
Я хотел бы добавить несколько слов по поводу поддержки малого и среднего бизнеса. Очевидно, что если есть программа поддержки бизнеса, то и деньги должны быть переведены таким образом, чтобы улучшили положение этого самого бизнеса. Но если речь шла о программе поддержки банков, тогда так и следовало бы ее назвать. Не секрет, что в любой стране, если посмотреть на примеры Канады, США, стран Европейского союза, сильный средний класс смягчает влияние кризиса. В связи с этим мне кажется, что развитие малого и среднего бизнеса имеет огромное значение для любой страны. Есть успешные примеры систем финансовой поддержки МСБ в США, Канаде и ЕС. Например, в США есть администрация по поддержке МСБ, которая напрямую выдает ссуды и гарантии. Конечно, при развитии данной среды любые последствия кризиса были бы не так чувствительны для разных слоев населения. Необходимо улучшение инфраструктуры, как это проходит в развитых странах, в том числе в ЕС: если есть хорошая связь, дороги, нет монополии на перелеты, все это улучшает среду и уменьшает стоимость ведения бизнеса. Здесь не надо изобретать колесо. В Казахстане можно использовать модели, которые легко адаптировать. Нужно предупредить подобные последствия следующего кризиса, так как, несомненно, он еще когда-нибудь повторится.


Арыстан Есентугелов:
Нужно понимать, что это наш первый кризис. До этого у нас был кризис другого формата. События десятилетней давности нам показали, что без реформы мы далеко не уйдем, но этот же вывод применим и в данном случае. Мы все зависимы от конъюнктуры мирового рынка, а опоры в виде диверсифицированной экономики у нас пока нет. Мы долгое время верили в финансовую систему, как в Бога, но она оказалась пустым пузырем, накачанным дешевыми зарубежными займами. Многие говорят, что если бы у нас была другая модель экономики, то можно было бы избежать кризиса. Но он всегда неизбежен. Великие экономисты, тот же Маркс, писали, что кризис – это полезная вещь для обновления накоплений, великий экономист ХХ века Шумпетер называл кризис созидательным разрушением, а Обруч писал, что это не только зло, но и благо. Благо потому, что кризис заставляет задумываться и исправлять. Хватит ли нас на это, вот в чем вопрос. Если мы последовательно предпримем все необходимые меры, без политики и лозунгов, без всяких прорывных проектов, без придумывания 30 корпоративных лидеров, ведь лидеры должны формироваться на рынке, а не по команде, – тогда все будет хорошо. Нужно учиться нормально делать и делить работу, каждый должен делать свое дело в соответствии с законами эконимики.


Алихан Байменов:
К сожалению, инерция мышления и того стиля работы, который был до кризиса, во время роста экономики оказалась сильнее ответственности за страну. Если посмотреть антикризисные меры, то, по сути, это продолжение тех же действий: делят деньги, используя эффектные, но неэффективные методы. Долгосрочные меры: развитие инфраструктуры, приведение госаппарата в соответствие со стандартами прозрачности, – не предпринимаются. Очевидно, что для этого не нужно приглашать зарубежных экспертов, причем не самых лучших, за огромные деньги и с нулевой ответственностью.
Например, если США выделяют деньги крупным компаниям, то они предъявляют требования своего правительства. Вот General Motors обязали реструктурировать долги и так далее. У нас же банки и строительные компании, получившие господдержку, не прочувствовали всю глубину кризиса. Мне кажется, наше правительство, скорее, занимается оперативно-текущей деятельностью, даже не успевая задумываться о последствиях. Просто потому, что привыкло так работать. Дискуссии в среде экономистов и экспертов более продуктивны с точки зрения экономики, но контрпродуктивны с точки зрения их использования властями.


ДжошуаБадах:
Я бы добавил по поводу General Motors следующее. Эта компания тоже делала определенные намеки о смягчении своего положения, но социальный диалог в США – это очень большая сила. Именно социальный диалог и демократизация заставили правительство ужесточить свои требования к GM. Мне кажется, что данный социальный диалог позволяет использовать все рычаги исправления экономического и финансового кризиса. Но если данного диалога нет, а есть только определенные структуры, которые просто выдают свои решения без обсуждения, тогда мы получаем ситуацию, когда решения не всегда дают желаемый результат. В народе есть ум, который может способствовать появлению альтернативы, а когда есть борьба альтернатив, тогда выходит самое лучшее решение. Мне кажется, что в случае с General Motors сработал именно этот феномен, как и в других странах, где этот диалог существует.


Расул Жумалы, редактор журнала «Exclusive»:
То, о чем вы сейчас говорили, является, на мой взгляд, ключевой причиной того, почему антикризисная программа в Казахстане работает не так эффективно, как хотелось бы. И здесь я хотел бы предоставить слово представителю Министерства финансов РК. Но перед этим у меня есть несколько вопросов. Во-первых, сегодня большинство стран мира занимаются тем, что отбрасываются от кризиса большими деньгами, вкладывают колоссальные суммы в экономики. И Казахстан не составляет исключения. Но, как уже говорилось, прозрачность вкладываемых средств оставляет желать лучшего. Во-вторых, бесконечно так продолжаться не может, тем более что недавно было принято решение о том, что с этого момента Казахстан не будет привлекать деньги из Национального фонда, который ощутимо оскудел в результате антикризисных мероприятий. В то же время существует проблема наполняемости бюджета, в том числе исполнения государством социальных обязательств. Существуют проблемы с собираемостью налогов, в некоторых регионах цифра достигает 20–30%, в том числе регионах–донорах республиканского бюджета. Как бы вы прокомментировали это? И еще. В последнее время в качестве антикризисных мер было принято решение о налоговых послаблениях, снижении таможенных пошлин. Это, несомненно, дало определенный эффект, но в то же время существует мнение, что от этого выиграл только крупный бизнес.


Ербол Беков, главный эксперт УНЗ Налогового комитета Министерства финансов Республики Казахстан:
Прежде всего хотел бы поблагодарить от имени Налогового комитета и Министерства финансов за приглашение принять участие в работе данного круглого стола. Что касается поставленных вопросов, то в части налоговой системы, преодоления финансового кризиса можно говорить о двух основных рычагах: налоговое послабление и улучшение налогового администрирования, то есть улучшение собираемости налогов. В этих направлениях государство предпринимает определенные шаги. Как вы знаете, с 1 января 2009 года действует новый Налоговый кодекс, который предусматривает значительное снижение налоговой нагрузки и совершенствование налогового администрирования. Напоминаю, что здесь я выступаю как представитель фискального органа, то есть органа, который не формирует налоговую политику, а осуществляет налоговый контроль. В условиях финансового кризиса в повышении качества и эффективности налоговое администрирование играет не самую маленькую роль. Ни для кого не является секретом то, что во всем мире оценивают эффективность налоговой системы по таким параметрам, как время, затрачиваемое бизнесом на исполнение своих налоговых обязательств. Главная задача, которая стоит перед налоговыми органами, это максимально минимизировать давление на бизнес, чтобы налогоплательщик с каждым разом все меньше тратил свои ресурсы при взаимодействии с налоговыми органами. Существует хороший зарубежный опыт в этом направлении – развитие электронных услуг, интернет-системы по осуществлению расчета с бюджетом. Здесь мы имеем положительные тенденции. В 2006 году от общего количества налогоплательщиков в электронном виде отчетность представляли 56%, в 2007 году – уже 61%, а в 2008 году – 75%. Налогоплательщики минимизируют свои издержки на многочисленные походы в налоговые органы.
Что касается собираемости налогов, да, действительно, у нас, вследствие финансового кризиса, ухудшения финансового положения налогоплательщиков, идет падение государственных доходов. В этом плане нужно говорить не о повышении дополнительной налоговой нагрузки из-за того, что бюджет теряет определенные доходы, а о том, что фискальным органам нужно улучшить свою работу по повышению собираемости налогов. В любом случае повышение налоговой нагрузки – это тот рычаг, который государство может в любое время использовать. В то же время существуют и другие рычаги по повышению собираемости налогов, это, в частности, повышение эффективности налогового администрирования. В этом направлении нами разработана стратегия специального развития налогового администрирования, которая базируется на достижении таких результатов, как повышение качества обслуживания налогоплательщиков, снижение уровня коррупционности. Все проблемы, связанные с налоговым администрированием, между собой взаимосвязаны. Если мы повышаем качество налоговых услуг, то, соответственно, понижается уровень коррупционности, повышается собираемость налогов. Резюмируя все вышесказанное, хотелось бы сказать, что у нас есть потенциал в повышении налогового администрирования, есть определенные направления, по которым мы сейчас работаем.


Расул Жумалы:
Раз уж мы послушали налоговика, было бы логично выслушать мнение и налогоплательщика. Прежде всего я имею в виду малый и средний бизнес, которому, по мнению многих экспертов, пришлось наиболее тяжело в период кризиса. Была, например, информация, что около 70% субъектов МСБ находятся сейчас в предбанкротном состоянии. В связи с этим хотел бы передать слово представителю Форума предпринимателей Казахстана. Каково сегодня реальное положение малого и среднего бизнеса, соответствует ли действительности цифра в 70% и как Вы оцениваете ту помощь, которую оказывает государство в рамках антикризисной программы?


Гульнара Куанганова, исполнительный директор Форума предпринимателей Казахстана:
Оценка в 70% по количеству МСБ близка к действительности. Сейчас вопрос стоит не о возможности вести и развивать бизнес, а о выживании. При этом мы понимаем, что поддерживать нужно те предприятия, которые способны не только оптимизировать все свои расходы и наиболее разумно распорядиться средствами, но и имеют шанс развиваться дальше. В правительстве ведется работа по определению таких субъектов.
Но помимо тех 70% предприятий, находящихся в предбанкротном состоянии, нужно говорить и о тех субъектах, которые просто закрылись. Только вчера мне звонили из Усть-Каменогорска. Торговые дома, бутики закрыты на 30–35%. Что касается финансовой помощи через банки для субъектов МСБ, то здесь я абсолютно согласна и с Арыстаном Есентугеловым, и с господином Байменовым. Помощь действительно была неэффективна для малого бизнеса. В большей части деньги до них не дошли. Вырос импорт, особенно из Российской Федерации. Как защитить себя? Правительство решило, что защитные пошлины в этом случае наиболее оптимальны. И вновь мы сталкиваемся с неэффективностью. А почему? Потому что защитные пошлины в размере 28–30% уходят в бюджет и точечно, ни одно производство, подавшее заявки, не получает от государства эту помощь. Смогут ли выжить производственники? Через год-два они опять попросят защитные пошлины. Это будет опять неэффективно. Помогать нужно таким образом: предприятиям, которые подали заявку на защитную пошлину, а это кондитерские фабрики, дрожжевой завод, кровельщики, деньги нужно отдавать адресно и следить за эффективностью их использования. У нас же этого не происходит. И те госорганы, которые уполномочены решать эти вопросы, пока нас не слышат. Когда мы говорим о защите предпринимателя, мы забываем о потребителе. А потребитель в этом случае платит дважды. Мало того, что импортеры поднимают цену на свою продукцию, так и отечественные производители тоже подняли цену. И импортеры в 2005 году не потеряли ничего, эти деньги ушли на депозит, а затем были возвращены им. А потеряли вновь отечественные производители и потребители. Поэтому из таких ситуаций нужно извлекать уроки, и не теоретически, обсуждая эту проблему на презентациях и круглых столах, а практически. Хотелось бы, чтобы правительство и министерства были более эффективны в своих решениях.
Приведу пример: когда в 2000 году кондитерская фабрика «Рахат» просила ввести защитные пошлины, ей отказали, но фабрика выжила, модернизировала производство, повысила качество продукции. И вот сейчас, когда спрашиваем, необходимы ли ей эти пошлины, они отвечают: «Нет, мы и так хорошо работаем».


Жанар Абдыкаримова:
Я хотела бы прокомментировать роль банков и тех антикризисных средств, которые прошли через финансовый сектор. Это те средства, которые пошли на стабилизацию банковского сектора, капитализацию, и те средства, где правительство привлекало банки в роли операторов. При этом 120 миллиардов, которые были направлены на рефинансирование ипотечных займов, на сегодняшний день реализованы. Порядка 30 000 ипотечников облегчили свою долговую нагрузку. 120 миллиардов тенге, которые пошли на поддержку МСБ, банки освоили за два месяца. Поэтому когда говорят, что эти деньги не дошли до предпринимателей, то это не так. И здесь правильнее было бы говорить о недостаточности средств, потому что в программе сразу оговаривалось, что это рефинансирование существующего портфеля. Поэтому мы говорим только о снижении процентной ставки. И только 30% идет на новые проекты. В связи с этим Президентом и правительством созданы рабочие группы, которые мониторят эффективность использования этих денег. Есть результаты, но они не так критичны. Конечно, есть ошибки, банковская система отчиталась, что-то поправила. Но на сегодняшний день эти средства использованы эффективно и по целевому назначению.


Арыстан Есентугелов:
Сейчас стоит вопрос о том, как выйти из этой ситуации. Мне жаль, что мы из одной крайности кинулись в другую. Разочаровавшись в «невидимой руке рынка», мы теперь уверены в непогрешимости государства. Но есть два механизма регулирования экономики: это директивное планирование, которое привело нас к краху, и конкуренция. Нашей экономике не хватает свободы и доверия к бизнесу. Президент три или четыре раза объявлял мораторий на проверку бизнеса. И ведь ничего плохого не случилось. Понятно, нарушения будут всегда, но не они должны определять наше развитие. Пока мы не начнем доверять бизнесу, пока не снимем все преграды, которые стоят у него на пути, у нас ничего не выйдет. У нас советский подход – проверять до начала нарушений, а на Западе наказывают лишь тогда, когда нарушение уже произошло.


Берлин Иришев, доктор экономических наук, управляющий партнер компании Parlink Consulting (Paris):
Считается, что в Казахстане не было явных признаков кризиса – выступлений, забастовок и пр., но в Европе последствий кризиса было еще меньше, прежде всего не было девальвации, но народ почему-то бастует при малейшем действии против потребителей. Во-вторых: девальвация составила 25%, то есть упал потребительский спрос, следовательно, резко должен упасть уровень инфляции. Но инфляция сохраняет высокий темп роста. Почему?
Года два-три назад в прессе я видел интересный анонс книги «Краткая история политической экономики России»: том 1 «Понты», том 2 «Кранты». Поскольку у нас многое, как в России, мы с вами сейчас находимся на 2-м томе. Выяснилось, что банковская система, основа экономической системы во всех странах мира, представляет большую опасность для государства, если ее не регулировать. Какие огромные суммы государство вынуждено было инвестировать в спасение экономик? В среднем в Европе только в банковскую систему запустили почти 25% ВВП, не считая отдельных стран, где эти вливания намного его превысили благодаря Европейскому союзу. В США это стоило более триллиона долларов. Таким образом, произошел опасный процесс трансформации частного долга в государственный. Дефицит бюджета стал огромным. Государственный долг резко возрос. Есть определенные параметры, которые считают нормальными: дефицит бюджета не должен превышать 3%, а государственный долг не должен быть больше 60%. Сегодня эти параметры нарушены практически во всех странах. В банковском секторе произошла социализация всех убытков, они были перенесены на общество. В этом я вижу самую большую опасность кризиса. Россия и Казахстан позже всех признали наличие кризиса – и почему-то раньше всех кричат о его окончании. Конечно, кризис постепенно стихает, но судить о его конце только по показателям фондовой биржи нельзя, поскольку она представляет только финансовый сектор, а ведь кризис затронул и реальный, социальный сектора. Нужно подумать о последствиях. Государство, оказывая безграничную помощь частным банкам, само оказалось в катастрофической ситуации. Есть такое понятие – банкротство государства, когда ухудшаются все параметры, падают рейтинги и становится невозможным получение по приемлемым ценам денег от инвесторов. Тогда начинают придумывать всевозможные внутренние облигации и прочие способы получения денег с населения.
Я не думаю, что до 2012 года нам удастся разрешить финансовый аспект последствий кризиса, поскольку не исключено возникновение второй волны. Есть проявления в социальном секторе, урезается бюджет.
Вообще кризис начался еще в 1999 году, когда произошла чудовищная вещь, на которую никто не обратил внимания – отмена закона Гласа–Стигала, который был принят в 1933 году, после Великой депрессии. Суть его заключалась в разграничении деятельности инвестиционных и коммерческих банков. В 1999 году представители банка «Голдмен сакс» внесли предложение об отмене этого закона. На его лоббирование банки потратили 5 млрд долларов. После его отмены банки начинают изобретать различные способы зарабатывания денег, и в конце концов сами же во всем запутываются. В результате произошел резкий отрыв фиктивного капитала от реального, и пирамида перевернулась с ног на голову. Что происходит сейчас? Люди приходят к пониманию, что без жесткого глобального регулирования финансового сектора из кризиса не выйти.
Относительно Казахстана, я думаю, благодаря кризису выявилась криминальная сторона нашего банковского сектора, деньги миллиардами уходили из страны. В итоге банки потеряли доверие, и теперь их будущее зависит от того, как скоро это доверие будет восстановлено. В Европе статистику сравнивают с мини-юбкой – возбуждает идеи, но скрывает самое главное. Наша статистика еще в парандже ходит. Мы можем ошибиться потому, что у нас недостаточно информации. Я очень переживаю за последствия антикризисной программы в Казахстане.
Несколько слов о модели экономики. Никто не говорит о возврате к социализму и коммунизму. Рынок и либерализм есть и будет, но и у них есть несколько моделей, а мы очень увлеклись англо-саксонской моделью, где везде и все говорят, что регулирование финансов не обязательно. Обратите внимание, что все собрания G20 проходят на родине этой модели, то в Америке, то в Лондоне, то в Питсбурге, и поэтому никто не говорит о ее недостатках. Пройди саммит в Пекине, Шанхае, Москве или даже Париже, от этой модели камня на камне бы не оставили. Но сейчас говорить о ней уже нет смысла – регулирование везде вводят, и скоро она сама себя изживет.
Но у нас особенное положение. За последний год вокруг Казахстана произошло две страшные вещи. Во-первых, сильно обвалилась Россия, она занимает второе место по уровню падения в результате кризиса. Путин в своем выступлении в Давосе показал отличные знания в экономике, рассказав, как нужно бороться с кризисом, но в итоге оказалось, что российская модель – авторитарный капитализм – оказалась несостоятельной. Притом что сейчас она вышла на первое место по добыче нефти и обладает самыми богатыми природными ресурсами – и вдруг обваливается по всем показателям, теряет золотовалютные резервы, за три месяца на 36% обваливается рубль.
С другой стороны, второй наш сосед Китай показывает всему миру обратный пример. С 8-процентным ростом он выталкивает Японию и становится на второе место по уровню ВВП в мире. За это же время он бесшумно приобрел огромное количество предприятий в Латинской Америке, в Африке, в Юго-Восточной Азии и, к большому сожалению, в Казахстане и России. В придачу, несмотря на то, что можно было на более мягких условиях получить кредит в МВФ, мы взяли 10 млрд в Китае.
В свое время Мао Цзэдун сказал: «Ветер с востока довлеет над ветром с запада», видимо, он был прав. Мы всегда смотрели на заход солнца, а оказывается, надо было смотреть на восход. Казахстан сейчас представляет огромный интерес для Китая: наша территория, наши ресурсы. Мы говорим о многовекторной политике, но она у нас стала прокитайской. Говорим «путь в Европу», а сами ведем все трубопроводы, все дороги в Китай. Впрочем, и Европе мы интересны только своими ресурсами.




Комментариев пока нет

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.