Чтоб не пропасть поодиночке

Расул Жумалы

Глобальный кризис притупил внимание ко многим вызовам региональной безопасности, хотя они не только не испарились, но и имеют тенденцию к дальнейшему росту. И, пожалуй, на первом месте в соответствующем списке рисков был и остается афганский фактор.

Минуло восемь лет, а приходится констатировать что ключевые задачи, которые ставила перед собой антитеррористическая коалиция во главе с США в Афганистане, так и не достигнуты. Эта горная страна по-прежнему остается одной из самых «горячих точек» на планете. Главари свергнутого режима «Талибан» пребывают на свободе, экспорт наркотиков не только не прекратился, но и увеличивается в геометрической прогрессии. Мало того, ряды антитеррористической коалиции, которые вначале насчитывали 42 страны, неумолимо редеют, расходы увеличиваются. Между тем наметилась напряженность в отношениях между Афганистаном и западными друзьями. Особое недовольство вызывают военные операции войск НАТО, в результате которых то и дело гибнут мирные жители. И уже неудивительно, что «афганская улица» ставит перед Вашингтоном весьма неприятные вопросы: почему Америке и западной коалиции никак не удается улучшить положение в Афганистане? афганцев убивают талибы и «Аль-Каеда», но их убивают США и западная коалиция – какая же разница между ними?
Сам Президент Афганистана Хамид Карзай вместо прежних деклараций о «строительстве западной демократии в Афганистане», «признательности США за помощь» все больше характеризует ситуацию в стране как критическую. А недавно он потребовал от НАТО составить график вывода своих войск с территории Афганистана. «Если не будет конечной даты, то мы резервируем за собой право найти иное решение проблемы обеспечения мира и безопасности, а именно переговоры», – заявил Президент.
Здесь, с одной стороны, нельзя подвергать сомнению важность создания в Афганистане дееспособной государственной власти, сильной армии и полиции. Но данный процесс, который пока обеспечивается с помощью Америки и союзников, не может длиться бесконечно долго, и рано или поздно иностранным войскам придется уйти из этой страны, что больно ударит по самолюбию и престижу западной коалиции. С другой стороны, подталкивать НАТО к спешному уходу – себе дороже, особенно коль скоро речь идет о прилегающих государствах, включая не столь приветствующих присутствие США в регионе Иран, Россию и Китай. Но без их помощи обойтись будет крайне сложно. На этом фоне возобновляется диалог по линии «НАТО–Россия» с параллельным отказом Украине и Грузии во вступлении в Североатлантический блок.
Но даже если представителям США и союзникам удастся создать коалиционное правительство (с участием талибов), то эти договоренности трудно считать надежными и долговечными. Соседи Афганистана должны быть готовы к тому, что после вывода американских войск борьба за власть в Афганистане может вспыхнуть с новой силой, что создаст новые тяжелые угрозы на их рубежах и в целом в регионе. Для США, что вполне естественно, главным приоритетом является не афганская, а американская национальная безопасность (достаточно вспомнить предложение Джорджа Буша «Талибану» перед началом операции 2001 года о сохранении их власти при условии выдачи бен Ладена). Поэтому другие заинтересованные стороны не могут полностью полагаться на лидерство Вашингтона в вопросах Афганистана и в целом региональной безопасности.
2009 год можно считать отличительным потому, что полку конфликтных зон в регионе Центральной Азии прибыло. Речь о тлевшем долгие годы, но впервые вылившемся в столь масштабные волнения конфликте в Синьцзян-Уйгурском автономном районе Китая. Количество погибших, по разным источникам, составило от 157 до 2000 человек, большей частью уйгуров. Ну а самое главное – впервые за всю историю в подавлении восстания участвовали не только власти КНР, но и этническое китайское население ханьцы. То есть из разряда коллизий между уйгурской диаспорой и центральной властью ситуация на глазах перерастает в ранг межнациональной нетерпимости.
Есть все основания полагать, что, жестоко подавив восстание в СУАР, Пекин не только не приблизился к решению «уйгурского вопроса», но и усугубил его. Поэтому в случае дальнейшего ухудшения обстановки есть небольшая, но все же угроза неконтролируемого движения уйгуров из СУАР, в том числе в наш регион. Сейчас во всем мире общая численность уйгуров – около 10 миллионов человек, из них более 9 миллионов проживают в СУАР, а также в других крупных городах Китая. Уйгурская диаспора общей численностью 450–500 тысяч представлена во многих странах, но основная часть проживает в республиках Центральной Азии. Численность центральноазиатской диаспоры составляет приблизительно 350–400 тысяч, из них в Казахстане – 300 тысяч, Кыргызстане – 60 тысяч, Узбекистане – 50 тысяч.
Не меньшие сложности, в частности для Казахстана, могут постигнуть соотечественников в СУАР (это без малого 1,5 миллиона человек). Здесь проблема заключается как в моральной ответственности Астаны за соплеменников, так и в том обстоятельстве, что китайские власти не сильно-то разбирают и различают уйгуров от других тюркоязычных и мусульманских этносов, проживающих на территории СУАР.
Нельзя исключать рост давления со стороны Пекина на некоторые центральноазиатские столицы. Давление может оказываться по следующими пунктам:
— необходимость официальных заявлений с признанием тезиса о едином Китае;
— требования публично осудить любые проявления национального сепаратизма и религиозного экстремизма, втягивание в дополнительные международные режимы, структуры, договоры, призванные усилить общую ответственность и борьбу с этими явлениями. В прежние годы Китай сделал все возможное для того, чтобы региональные соседи сотрудничали с ним в сфере противодействия уйгурскому сепаратизму. В последние годы эта политика в том числе укрепилась под эгидой ШОС;
— осуждение любых антикитайских действий в СУАР;
— обеспечение жесткого контроля за деятельностью уйгурских организаций на территории ЦА, выдача наиболее одиозных, на взгляд КНР, их представителей;
— при дальнейшем ухудшении обстановки в СУАР это будет иметь негативное влияние на торгово-экономические взаимоотношения республик региона и Китая. Сегодня взаимный товарооборот лишь Казахстана с КНР составляет 15 млрд долларов, львиная часть которого приходится именно на СУАР. При этом в трудном положении окажутся малый и средний бизнес, строительные компании, деятельность которых тесно связана с КНР, а побочный эффект может вызвать рост цен на всю продукцию «made in China».
Если взглянуть обобщенно на внешнеполитические действия Астаны в прошедшем 2009 году, то нетрудно заметить определенные перемены. С одной стороны, налицо сохранение прежней инерции, направленной на продвижение крупных международных проектов, в частности по интеграции в СНГ, диалог между религиями, укрепление мер доверия в Азии, позиционирование Казахстана в качестве лидера Центральной Азии. С другой стороны, существует большая дистанция между подобными декларациями и их имплементацией. С одной стороны, есть приверженность прежним приоритетам, с другой – сложности по обеспечению оптимального баланса сил.
Впрочем, такое поведение было свойственно казахстанской дипломатии и в предыдущие годы, когда пресловутая многовекторность позволяла ей достаточно комфортно, а иногда и с реальной пользой для национальных интересов маневрировать между внешними силами, в первую очередь Россией, Западом и Европой. Как ни крути, но в условиях фактической, более того – углубляющейся дезинтеграции центральноазиатского пространства, слабо развитого иммунитета от внешних факторов влияния, будь то в политической, экономической, идеологической или информационной сферах, такова, наверное, единственно разумная логика поведения региональных республик.
Однако в том-то и отличие 2009 года, что поле для геополитического маневра неуклонно сужается. Отчасти подобный ход событий предвосхитил глобальный экономический кризис. Связано это с тем, в частности, что один из ключевых игроков – Соединенные Штаты Америки – под прессом экономических неурядиц и явного несоответствия между своими гегемонскими амбициями в мире и потенциалом по удовлетворению таковых резко сбавил обороты влияния в мире. Не говоря уже о завоевании новых ниш в качестве непременной предпосылки поддержания и наращивания имперского могущества, новоизбранный Президент США оказался перед незавидной участью сохранения статус-кво или хотя бы видимости такового. Речь, в частности, идет об Ираке, где, развязав во многом сомнительную военную кампанию, Америка и союзники по НАТО едва ли способны удержать ситуацию под контролем.
Следующая головная боль – Афганистан, где приходится выбирать между двух «зол»: либо дальше вязнуть в афганском болоте без всяких надежд на благополучный исход, зато с твердыми гарантиями на дальнейшие материальные затраты и потери «живой силы», либо серьезный ущерб для своей международной репутации в случае ухода из этой горячей точки. При этом довольно призрачными выглядят шансы на удержание нынешнего проамериканского режима в Кабуле во главе с Хамидом Карзаем.
В целом же в период кризиса создается впечатление, что администрация Барака Обамы больше озабочена проблемами вывода американской экономики из рецессии, нежели упрочением глобального лидерства. Более того, посредством всевозможных форумов наподобие Генеральной Ассамблеи ООН, G8 и G20 Белый дом посылает сигнал традиционным и зарождающимся центрам влияния (Европейский союз, Япония, Китай, Россия, Индия, Бразилия, мусульманский мир) сообща нести ответственность за судьбы мира. Что касается рецидивов лидерства, то нынешние США, похоже, прощаются с ними, невзирая на всё еще бытующие представления о своей исключительной мировой миссии.
Между тем на передний план мировой политики и экономики выдвигается Китай, который в кризис лишь усилил свои позиции. Это дает Пекину основание предъявлять претензии не только на экономическое, но и политическое мироустройство. Объединенная Европа также выказывает все меньшую приверженность идеалам евроатлантического партнерства, которое на протяжении последних пяти десятилетий служило альфой и омегой в сплочении Западного полушария. Следующая геополитическая величина – Россия, особенно в эпоху Путина–Медведева, по всей видимости, сильнее поддается комплексам блокового мышления времен конфронтации СССР–США, что подается не только под соусом защиты своих международных интересов, но и в определенной степени для консолидации российского общества перед лицом потенциальных угроз.
Все эти и прочие факторы оказывают прямое или опосредованное влияние на положение дел в Центральной Азии, в частности Казахстане. Сообразно тому приходится действовать Акорде, корректируя по ходу свои внешнеполитические подходы, по-новому формулируя принципы их реализации. Свои требования предъявляет и экономика, которая в период глобальной рецессии превратилась, пожалуй, в проблему № 1 для Казахстана, как, впрочем, для большинства других государств мира. Понятно, что в условиях дефицита ликвидности отечественных финансовых учреждений, запрета на дальнейшее использование средств Национального фонда одним из важнейших ресурсов поддержания экономики на плаву являются иностранные кредиты. Кредиты, которые не только придется рано или поздно возвращать, но и ради которых можно поступиться интересами не только экономического порядка. Яркий пример – нефтяные сделки с КНР.
Геополитическое и геоэкономическое пространство в Центральной Азии становится тесным. Сообразно тому реализация многовекторной политики будет протекать в более сложных условиях. В сравнении с прошлыми периодами региональные тяжеловесы Россия и Китай прибавили в темпах по распространению своего влияния в Центральной Азии. Другие полюсы силы, как США, Евросоюз, Индия, мусульманский мир, также рассчитывают расширить свои ниши. И среди соседей по Центральной Азии именно Казахстан, как «малая страна с большой территорией и фантастическими природными ресурсами», рассматривается в качестве главного геополитического приза.
Ясно, что внешнюю политику Астаны в предстоящие годы ждут новые и более серьезные вызовы. Из сказанного выше вовсе не следует, что Казахстану уготована участь выступать лишь в роли объекта Большой игры. Наличный потенциал, авторитет страны, первой объявивший безъядерный статус, свое слово во влиятельных региональных и международных структурах, включая СНГ и ОБСЕ, другие факторы позволяют Астане адекватно решать возникающие задачи. Но думается, что, несмотря на все прежние разочарования, отдельной величиной во всех этих опциях выступает опора на региональную интеграцию. Тем более коль скоро речь идет о фактически едином хозяйственно-экономическом, культурном, языковом пространстве стран, которые сближает историческая, этническая, конфессиональная общность и, что немаловажно, в общем-то схожий внешнеполитический интерес – занять достойное место на международной арене. Это важно не только с точки зрения вызовов, вытекающих из соперничества крупных держав за влияние в регионе либо конфликтных ситуаций. Надо отдавать отчет, что строительство крепкого и процветающего государства в Центральной Азии, как и в любом регионе, просто немыслимо в слабом и нестабильном окружении. Потому успех одного должен конвертироваться в прогресс всей группировки.

Комментарий независимого редактора
Надо полагать, что Президент Назарбаев осознает, какие угрозы нависают над миром в год его председательства в ОБСЕ. Среди многих из них я бы выделил три, которые могут обостриться или даже, не дай бог, реализоваться в наступившем году. Первая – Иран. Вашингтону и его партнерам по «шестерке» в этом году предстоит все-таки решить дилемму: или капитулировать перед тегеранским режимом и тем самым смириться с наличием у Ирана атомной бомбы со всеми вытекающими из этого факта последствиями, или оставить ставшие бессмысленными по прошествии шести лет заклинания о дипломатических путях решения «иранской проблемы», об ужесточении санкций, или решиться на блокаду Ормузского пролива, или на еще более тяжкий выбор – на военные меры.
В ходе последней президентской предвыборной кампании Джон Маккейн на вопрос о реальных мерах по отношению к Ирану довольно-таки неосторожно для кандидата в президенты сказал, что остается только «бомбить, бомбить и бомбить». Ему, конечно, досталось за эту откровенность. Но ведь и Буш, и Обама признают, что такая возможность не исключена, а для Израиля, который Ахмадинежад намерен «стереть с карты мира», иной альтернативы практически не остается. Настоящий суверенитет страны обеспечивается в наше время только наличием атомной бомбы. Такова циничная геополитическая реальность, которая более чем очевидна иранским политикам, как консерваторам-теократам, так и либералам. И никакими посулами, никакими льготами невозможно убедить их отказаться от программы атомного вооружения.
В феврале кресло председателя Совета Безопасности ООН займет Саркози – самый решительный среди западных лидеров сторонник жестких, даже крайних мер по отношению к Ирану. Впрочем, думаю, ни у кого из них не осталось иллюзий относительно возможности договориться с Тегераном. Просто тянут время, а Израиль готовится.
Вторая угроза – Пакистан. Она связана с распадом власти, воцаряющимся хаосом в Пакистане. Опасность прихода к власти исламистской партии вполне реальна. С учетом неослабевающей напряженности между Исламабадом и Дели накалившаяся после терактов в Мумбае ситуация становится взрывоопасной. У кого в руках окажется ядерная кнопка, сохранят ли контроль над пакистанским ядерным арсеналом умеренные силы – один из критических вопросов поддержания хрупкой стабильности в отношениях между двумя враждующими на протяжении десятилетий ядерными державами. И вопрос этот чрезвычайно заботит соответствующие правительственные структуры в Вашингтоне.
Третья угроза – Афганистан. Это угроза главным образом странам ШОС – Центральной Азии, Китаю, России. Воюют в Афганистане преимущественно США, ну еще Англия. Остальные союзники по НАТО ограничиваются неучастием в боевых действиях. Обама объявил, что начнет выводить войска в июле 2011 года, причем ничем не обусловил это решение. Таким образом, это война не до победы, а до определенной даты. Можно себе представить, насколько она может быть успешной! Непопулярность войны среди американского электората стремительно возрастает. Безрезультатны попытки Обамы убедить американское население в том, что это «война по необходимости». Преобладают пораженческие настроения. Цели войны менялись несколько раз в течение минувшего года и по-прежнему не убеждают ни американцев, ни европейцев. Расстались с иллюзиями о возможности привнесения западных ценностей, создании демократических институтов в обществе, где преобладает патриархальная племенная система. Сейчас и команда Обамы, и союзники по НАТО заняты выработкой стратегии ухода, сохранив лицо, насколько это возможно. Идут поиски компромисса с «умеренными» талибами.
Идеальный сценарий: создание правительства национального единства. Если это удастся, то предполагается, что на смену войскам НАТО под эгидой ООН придут миротворцы из мусульманских государств. По этому сценарию новое афганское правительство должно будет гарантировать Западу, что Афганистан не будет представлять угрозы остальному миру, что его территория не будет использоваться для обучения террористов. Это последнее условие довольно-таки бессмысленно, так как «Аль-Каиде» не нужны уже для этого приграничные районы Афганистана и Пакистана, где, согласно германскому журналу «Шпигель», «американские спутники и беспилотные летательные аппараты могут заметить каждую мышь». «Международный террор» рекрутирует воинов джихада во многих мусульманских, и даже в не мусульманских, странах, включая Америку. При реализации этого, оптимального для Запада, сценария Афганистан превратится в консервативную исламскую страну.
В случае воплощения в жизнь этого далеко не худшего, и в данной ситуации вполне устраивающего Запад, сценария нетрудно представить, какая угроза для центральноазиатских стран будет исходить от такого соседства, какое влияние оно будет оказывать на активизацию исламистских движений, на вовлечение в них все новых участников и сочувствующих, ряды которых и без того ширятся, судя по сообщениям из областей региона (Ошской, Джелалабадской, из Южного Казахстана и др.). И это при том допущении, что пришедшая к власти в Афганистане коалиция откажется от экспансионистских намерений в отношении Центральной Азии, от духоподъемных планов подпитывающих их материально и интеллектуально кругов радикальных исламистских фанатиков Пакистана и пр., прожектирующих создание в Центральной Азии исламского халифата. А в случае экспансии талибов и смыкающихся с ними разных течений джихада, которые, по-видимому, прибегнут к испытанным диверсионно-террористическим действиям и к усиленной пропаганде и пополнению своих рядов путем вербовки, смогут ли силы ШОС противостоять их натиску?
С уходом американцев и НАТО для Пекина, с учетом постоянно воспаленного очага уйгурского сепаратизма, для России и других участников ШОС с высокой степенью вероятности возникнет ситуация, когда на деле надо будет продемонстрировать, чего стоит их солидарность, какова в реальности боеспособность ОДКБ и КСОР. И для ОБСЕ, для ее председателя – Президента Казахстана – наступит пора чрезвычайно трудных решений.
В настоящее время Пекин под охраной американских военных успешно осваивает природные ресурсы Афганистана, как, например, богатейшее Айнакское (Aynak) месторождение меди, инвестировав в него 3,5 миллиарда долларов. Как сообщает The Economist (7 ноября 2009 г.), безопасность на территории месторождения и поселка, где живут китайцы, обеспечивают афганские полицейские, содержание которых оплачивает Япония, а вся прилегающая территория контролируется седьмой горной дивизией США. Довольно-таки характерный пример активности Китая в Афганистане. Китай посылает миротвоцев на Гаити, в Судан, но всячески избегает посылать войска в соседние страны. Предвидимый уход американцев и их союзников из Афганистана изменит эту комфортную для Китая ситуацию.
Отношение России к афганской войне военный обозреватель московской «Независимой газеты» Александр Храмчихин характеризует так: «Афганская операция США и НАТО стала для России истинным подарком судьбы. Чуть ли не впервые в отечественной истории не наши военнослужащие проливали кровь за чужие интересы, а чужие военнослужащие проливали ее за нас. Не надо быть большим стратегом, чтобы понять: для РФ талибы представляют гораздо большую угрозу, чем для Запада. В связи с этим политика Москвы до последнего времени носила характер откровенно психопатологический – она всячески пыталась мешать натовцам умирать за Россию, на каждом шагу вставляя им палки в колеса (особенно яркий пример этого сумасшествия – как мы требовали от Киргизии закрыть базу «Манас»)».
Немалое беспокойство должен вызывать у Назарбаева сосед и союзник по блокам – «вставшая с колен» и претендующая на контроль над постсоветским пространством Россия. Астане вообще не просто сохранять союзнические отношения с Москвой. Они и сейчас, под камуфляжем заверений в вечной дружбе, полны латентных противоречий и невысказанных вслух взаимных упреков и претензий.
До сих пор Назарбаеву удавалось гасить возникающие время от времени напряженности. Но сейчас пространство для маневра у него, особенно в его новом качестве, сузилось. Политика Москвы не может не вызывать тревогу. Совсем не исключено, что от России можно ждать новых сюрпризов. Победоносная война с Грузией вдохновляет российских ирредентистов на новые свершения, о чем свидетельствует милитаризация внешней политики Москвы. В только что принятой новой военной доктрине России прописано право наносить превентивные ядерные удары «в ответ на угрозу применения, (применение) против нее и (или) союзников ядерного и другого видов оружия массового поражения, а также в ответ на агрессию с применением обычного оружия в критических для Российской Федерации ситуациях (выделено мною. – Б.Р.)» Обращает на себя внимание, что впервые среди оснований использования российской армии за рубежом значится угроза агрессии против других стран. Иными словами, Россия застолбила за собой право на превентивную войну на чужой территории, готова посылать армию превентивно в другие страны. Если воспринимать всю эту декларированную пока на бумаге игру мускулами всерьез, а я полагаю, что с учетом опыта войны с Грузией именно так и надо делать, то, как пишет «Независимая газета» (20.12.09), эта новая военная доктрина «говорит о новых принципах российской внешней политики – о явном переходе от агрессивной риторики к агрессивной практике». Думаю, этот документ должен вызывать озабоченность у нового главы ОБСЕ. Да и не только у него. Особенно если принять к сведению недавнее заявление транслирующего, по-видимому, настроения влиятельных кремлевских кругов Рамзана Кадырова лондонской Daily Telegraph о том, что России «пора переходить в наступление» на Грузию и Украину.

• 27
• 24