Региональная интеграция в ЦА – и скучно, и грустно, и некому

17 июня, 2016

Будучи недавно в Астане, глава Международного валютного фонда Кристин Лагард посоветовала РК углубить внутрирегиональную интеграцию. В целом она назвала взаимодействие капиталов, человеческих ресурсов и экономик внутри Центральной Азии серьезной возможностью для прорыва и преодоления кризиса. Но Центральная Азия — это, пожалуй, регион, где говорить об интеграции, в силу взаимного недоверия и огромного количества противоречий, не приходится.

«Я могу сразу сделать вывод, что можно много еще сделать на пути региональной интеграции и развития торговли. То, что мы сейчас видим в регионе, пока ограничено, и страны могут в большей степени помогать друг другу, поддерживать друг друга. Все страны в регионе взаимосвязаны. Они разные, в некоторых из них существует серьезная зависимость от денежных переводов из-за рубежа, некоторые из них сильно зависят от цен на сырьевые биржевые товары, но все эти страны зависят друг от друга. И та работа, которую мы проводим для этих стран, – мы будем продолжать и углублять сотрудничество», — отметила тогда глава МВФ.

Вместе с тем эксперты достаточно скептически относятся к реальности интеграционных процессов в ЦА или даже просто выстраивании в регионе добрососедских отношений.

Здесь можно опереться на мнение известного таджикского политолога Саймуддина Дустова, который считает, что любые интеграционные процессы в Центральной Азии не имеют серьезной базисной основы, так как регион представляет собой довольно открытую систему и на него влияет огромное количество факторов; прежде всего — супердержавы и амбиции региональных игроков. Главными региональными игроками с начала 90-х являются две страны, борющиеся за право называться лидерами региона – Казахстан и Узбекистан. Если говоря о Казахстане, до недавнего времени в нем отмечали экономический потенциал страны, то в случае с Узбекистаном, чье население перевалило за 30 млн – человеческий.

Считается, что соперничество Узбекистана и Казахстана, имея давнюю историю, относится еще к советскому времени. Состязание за лидерство в Средней Азии и симпатии Москвы были характерны для стран еще со времен первого секретаря ЦК Компартии Казахстана Динмухамеда Кунаева и первого секретаря ЦК Компартии Узбекистана Шарафа Рашидова. Однако эта конкуренция не мешала и в советское время выстраивать достаточно тесные отношения. После обретения странами независимости и Каримов, и Назарбаев хоть и продолжили борьбу за региональное лидерство, но пришли к выводу, что лучше это делать при взаимном учете интересов народов и развитии торгово-экономических связей.

Кстати, в начале 90-х в регионе действительно предпринимались активные попытки создать серьезную региональную структуру, не привязанную к Москве и патронируемым ей Содружеством независимых государств.

Так, в 1994 году было создано Центрально-Азиатское Экономическое Сообщество (ЦАЭС), трансформировавшееся в последствии в просто ЦАС, однако организация оказалась по факту мертворожденной. Хотя 5 августа 1994 года на встрече глав государств стран Центральной Азии в Бишкеке был учрежден Центрально-Азиатский банк сотрудничества и развития (ЦАБСиР) с уставным капиталом $9 млн.

На волне проснувшейся взаимной любви страны стали активно обсуждать вопросы создания международных консорциумов, а также проекты межправительственных соглашений об использовании водно-энергетических ресурсов бассейна реки Сырдарьи. Но так ни к чему не пришли, некоторые вопросы, например водный, не решены до сих пор и лишь усугубляются.

В свое время Казахстан носился с идеей внутрирегиональной интеграции под патронатом США, и предлагал создать организацию СЦА, но впоследствии крен был сделан в сторону ТС и ЕАЭС, и планы оказались не реализованы.

Эксперт Института экономических исследований стран Центральной Азии Алишер Хамидов заметил, что помимо влияния внешних акторов, в лице США и России, которые, в силу разных обстоятельств, мешают внутрирегиональной интеграции, есть и вполне объективные причины ее невозможности в рамках ЦА. И даже на уровне Казахстана и Узбекистана, как двух самых сильных государств региона. Во-первых, экономические потенциалы стран совершенно разные: к примеру, уровень жизни в Узбекистане не может идти в сравнение с Казахстаном, не говоря уже о Таджикистане и Кыргызстане. Да и степень открытости государств региона и их выбор пути развития — тоже различны. Насквозь закрытые Туркменистан и Узбекистан воспринимают любую интеграцию как опасность: считается, что она может привести к краху устоявшихся там режимов. Спустя два десятка лет после развала СССР можно говорить о том, что в регионе больше точек отторжения и взаимной неприязни, нежели объединяющих факторов», — подчеркнул Алишер Хамидов.

По словам таджикского политолога Рашида Абдулло, в среднесрочной перспективе какая-либо интеграция в Центральной Азии просто невозможна, в силу ряда как объективных, так субъективных обстоятельств.

«Для таджиков интеграция — это этническая смерть. Это слияние всех и вся. Страны Центральной Азии абсолютно разные по уровню экономики и социального развития. В то же время, любая интеграция предполагает появление наднациональных структур. Мы можем быть захлестнуты нетаджикским морем, которое нас окружает»,— говорит он.

А вот каким видится процесс интеграции в Центральной Азии для председателя программы «Религия, общество и безопасность» в Московском Центре КарнегиАлексея Малашенко.

«Не следует абсолютизировать этно- и социокультурную гомогенность региона. Недаром при строительстве национальных государств одни напоминают о «кочевой демократии», а другие указывают на развитую городскую культуру. Заметим к тому же, что тюркская доминанта иногда воспринимается как потенциальная угроза со стороны ираноязычных таджиков. Происходит «размывание региона». Существует идея о неизбежном переосмыслении понятия «Центральная Азия», как уже сложившегося «старого» ареала, о расширении ее границ в южном направлении, включение в нее Афганистана, Ирана и даже Пакистана. В самом деле, понять происходящие здесь процессы невозможно без учета афганского компонента,следовательно, событий в Пакистане. Но не только теории и термины тормозят путь интеграции. Есть шлагбаумы куда серьезнее. Первая — нерешенные проблемы межгосударственных отношений. Одна из них — границы, на которых строг пропускной режим и которые на ряде участков вообще заминированы. Плюс этнические анклавы, наличие которых — один из непосредственных источников нестабильности. Не решена водная проблема. Водопользование могло бы явиться основой для постоянного продуктивного диалога, поводом для координации общих усилий и, в конечном счете, базой для бесконфликтного существования. Однако именно распределение и регулирование водных ресурсов оказывается объектом противоречий и используется в качестве средства давления на соседа. Повсеместно национальные интересы преобладают над интересами региональной интеграции. В Центральной Азии и в обществе, и среди элит польза от интеграции представляется спорной. Отсутствует и сама модель интеграции, и покуда не видно особого стремления ее создать. Причем, для кого-то эта модель, вольно или невольно ассоциируется с советской эпохой, кому-то навевает грустные — не в пользу Центральной Азии — сравнения с ЕС», — считает Алексей Малашенко.

В целом распад общей народнохозяйственной системы Союза ССР выявил слабые стороны потенциала экономических, финансовых, производственных, людских ресурсов стран Центральной Азии, что, в свою очередь, нашло отражение в неравномерности экономического развития государств региона. В условиях перехода стран ЦА к рыночной экономике вполне отчетливо стали прослеживаться две взаимопротивоположные тенденции: дезинтеграция и интеграция.

Именно по этой причине, несмотря на десятки рекомендаций ведущих международных институтов о важности интеграции в Центральной Азии, в ближайшем будущем этого ждать не стоит. Страны готовы как в омут бросаться в новые структуры, строить различные геополитические конструкции, но не готовы обустроить собственный регион, что делает его все более небезопасным и экономически отсталым.

Фото с сайта akorda.kz