Начавшаяся в 1990-е эпоха гиперглобализации сегодня общепризнанно считается завершенной. Пандемия Covid-19 и война России против Украины отодвинули мировые рынки на вторые роли, в лучшем случае вспомогательные; они уступают по важности национальным задачам, особенно в сфере здравоохранения и национальной безопасности. Впрочем, все эти разговоры о деглобализации не должны ослеплять нас: не исключено, что нынешний кризис создаст улучшенную форму глобализации.

На самом деле отступление гиперглобализации началось после мирового финансового кризиса 2007-2008 годов. С 2007 года доля торговли в мировом ВВП снижается, поскольку соотношение экспорта к ВВП в Китае резко упало – на целых 16 процентных пунктов. Перестали разрастаться глобальные производственные цепочки. Объемы международных потоков капитала так и не вернулись к рекордным высотам, достигнутым до 2007 года. В развитых странах откровенно враждебные глобализации политики-популисты значительно увеличили свое влияние.

Гипреглобализация развалилась под грузом своих многочисленных противоречий. Во-первых, существовало противоречие между пользой специализации и пользой диверсификации. Принцип сравнительного преимущества гласил, что государства должны специализироваться на том, что у них хорошо получается производить сейчас. Однако в науке о развитии уже давно высказывается идея, что правительствам, наоборот, нужно подталкивать национальную экономику к производству продукции, выпускаемой в богатых странах. Результатом этого противоречия стал конфликт между интервенционистской политикой экономически наиболее успешных стран (прежде всего, Китая) и «либеральными» принципами, лежащими в основе мировой торговой системы.

Во-вторых, гиперглобализация усугубляет проблемы с распределением доходов во многих странах. Неизбежной обратной стороной выгод, получаемых от торговли, стало перераспределение доходов: от тех, кто проиграл, в пользу тех, кто выигрывал благодаря торговле. По мере углубления глобализации перераспределение доходов в пользу победителей становилось все более значительным относительно чистого размера полученных выгод. Экономисты и технократы, проигнорировавшие базовую логику своей науки, в итоге подорвали доверие к ней общества.

В-третьих, гиперглобализация уменьшила ответственность властей перед избирателями. Призывы переписать правила глобализации встречались возражениями, что глобализация непоколебима и непреодолима. Как выразился президент США Билл Клинтон, это «экономический эквивалент природной силы, такой же как ветер или вода». «Вы можете точно так же спорить о том, должна ли осень следовать за летом», – отвечал премьер-министр Великобритании Тони Блэр тем, кто критиковал господствовавшую систему.

В-четвертых, логика игры с нулевой суммы в вопросах национальной безопасности и геополитической конкуренции полностью противоречила логике игры с положительной суммой в международном экономическом сотрудничестве. На фоне подъема Китая в качестве геополитического соперника США и нападения России на Украину стратегическое соперничество оказалось важнее экономики.

После краха гиперглобализации появился целый спектр сценариев дальнейшего развития мировой экономики. Худшим исходом, напоминающим 1930-е годы, стало бы погружение стран мира (или групп стран) в автаркию. Не столь плохой, но все равно отвратительный сценарий: доминирование геополитики, когда торговые войны и экономические санкции превращаются в постоянные атрибуты международной торговли и финансов. Первый сценарий представляется маловероятным (мировая экономика сегодня как никогда взаимозависима, поэтому экономические издержки оказались бы колоссальными), но мы точно не можем исключать вероятность второго.

Впрочем, мы также можем представить себе и хороший сценарий, в котором мы добиваемся улучшения баланса между прерогативами национального государства и требованиями открытой экономики. Подобная ребалансировка способна обеспечить не только инклюзивное процветание внутри страны, но также мир и безопасность за рубежом.

Первый шаг: власти должны устранить ущерб, нанесенный экономике и обществу гиперглобализацией, а также политикой по принципу «рынок прежде всего». Для этого нужно возродить дух Бреттон-Вудской эпохи, когда мировая экономика служила достижению внутриэкономических и социальных целей (полная занятость, процветание, равенство), а не наоборот. В период гиперглобализации власти вывернули эту логику наизнанку: мировая экономика превратилась в цель, а национальные общества – в средство. В результате международная интеграция стала приводить к внутренней дезинтеграции.

Возможны опасения, что акцент на внутриэкономических и социальных целях уменьшит экономическую открытость. Но на самом деле общее процветание повышает уверенность обществ и их склонность поддерживать политику открытости к окружающему миру. Ключевой урок экономической теории заключается в том, что внешняя торговля выгодна стране в целом, но только при условии, что она решает проблемы с распределением доходов. Хорошо управляемые, приведенные в порядок страны заинтересованы быть открытыми. И таков же урок реального исторического опыта в рамках Бреттон-Вудской системы, когда объемы торговли и долгосрочных инвестиций значительно возросли.

Второе важное условие для реализации хорошего сценария: государства не должны допускать, чтобы их законное стремление обеспечить национальную безопасность оборачивалось агрессией против других стран. У России могли быть вполне резонные опасения по поводу расширения НАТО, но ее война против Украины стала совершенно непропорциональной реакцией, которая, скорее всего, ухудшит ситуацию с безопасностью России и ослабит ее процветание в долгосрочной перспективе.

Великим державам, особенно США, необходимо признать многополярность мира и отказаться от стремлений к глобальному господству. США обычно считают американское доминирование в мировых делах чем-то совершенно естественным. Согласно этой точке зрения, экономический и технологический прогресс в Китае неизбежно и самоочевидно является угрозой, и поэтому двусторонние отношения этих стран начинают сводиться к игре с нулевой суммой.

Оставляя в стороне вопрос, действительно ли Америка способна предотвратить относительный подъем Китая, важно отметить, что подобный настрой является опасным и непродуктивным. Хотя бы потому, что он усугубляет дилемму безопасности: из-за предпринимаемых США мер с целью ослабить китайские компании, например, Huawei, Китай, скорее всего, почувствует себя под угрозой и начнет реагировать мерами, которые будут подтверждать американские опасения по поводу китайского экспансионизма. Кроме того, подходы с нулевой суммы сильно затруднят взаимовыгодное сотрудничество в таких сферах, как изменение климата или мировое здравоохранение, которое должно сопровождаться пониманием, что во многих других сферах неизбежно продолжится конкуренция.

Иными словами, наш будущий мир не обязательно должен быть миром, в котором геополитика побеждает все остальное, а государства (или региональные блоки) будут минимизировать экономические контакты между собой. В случае, если такая антиутопия действительно материализуется, это произойдет не из-за системных сил, находящихся вне нашего контроля. Как и в случае с гиперглобализацией, это будет результат нашего неправильного выбора.

Дэни Родрик – профессор международной политэкономии в Школе государственного управления им. Джона Кеннеди при Гарвардском университете, президент Международной экономической ассоциации, автор книги «Откровенный разговор о торговле: Идеи для разумной мировой экономики» (издательство Princeton University Press, 2017).

Copyright: Project Syndicate, 2022. www.project-syndicate.org

• 132
• 122